Том пятый. Выпуск II

До чего же эти женщины были разными — это сразу бросилось мне в глаза! И тем не менее, в их внешнем облике было и что-то неуловимо схожее. Каждый взгляд, каждое движение Валери Сентклер были необыкновенно выразительны. От нее веяло тайной, она напоминала героиню романтических грез. Скромный фланелевый халат, правда, алого цвета, смотрелся на ней как великолепное одеяние восточной принцессы. Взгляд ее огромных темных глаз устремился на Пуаро.

— Вас прислал Поль? — Голос мадемуазель Сентклер, томный и глубокий, вполне соответствовал ее наружности.

— Да, мадемуазель. Я здесь по просьбе Его Высочества и готов выслушать вас.

— Что вас интересует?

— Все, что произошло здесь вчера вечером. Все! Вы понимаете меня, мадемуазель?

Она устало улыбнулась.

— Вы думаете, я могла бы солгать? Я же не так глупа. И прекрасно понимаю, что рано или поздно это все равно выйдет наружу. Дело в том, что этот человек, Ридберн, знал одну мою тайну и шантажировал меня. Только из любви к Полю я попыталась договориться с ним. Я боялась потерять Поля… Теперь я спасена, но я не убивала Ридберна, клянусь вам.

Пуаро, улыбаясь, кивнул.

— Меня вовсе не надо уверять в этом, мадемуазель. Расскажите о событиях прошлой ночи, и как можно подробнее.

— Я предложила Ридберну деньги. Он назначил встречу на девять вечера. К условленному часу я отправилась в Мон-Дезир. Дорогу я знала, так как мне приходилось бывать там прежде. Нужно было обойти дом и войти через дверь библиотеки так, чтобы не заметили слуги.

— Извините, мадемуазель, а вам не было страшно идти туда одной на ночь глядя?

Она ответила не сразу (или ему просто показалось?):

— Да, но у меня не было другого выхода: мне некого было попросить сопровождать меня, я была в отчаянном положении. Ридберн впустил меня в библиотеку. О, этот человек! Настоящее чудовище! Как я рада, что он умер! Он играл со мной как кошка с мышью. Смеялся надо мной. Я просила его, умоляла чуть ли не на коленях. Предлагала все мои драгоценности. Все напрасно! Затем он назвал свои условия. Наверное, вы догадываетесь какие? Я с негодованием отказалась и высказала ему все, что о нем думаю. Я прокляла его. Он же продолжал насмешливо улыбаться, его не тронули ни мои мольбы, ни мои проклятия. Когда я, выбившись из сил, наконец умолкла, то услышала какой-то тихий звук, доносившийся со стороны окна, того, что выходит в сад. Ридберн тоже услышал его. Он бросился к окну и распахнул шторы. Там прятался мужчина ужасной наружности, по-видимому, бродяга. Он бросился на Ридберна и бил его до тех пор, пока тот не упал. Бродяга схватил меня окровавленной рукой, я вырвалась и бросилась бежать со всех ног. Моя жизнь была в опасности. Заметив освещенные окна какого-то дома, я устремилась в ту сторону. Жалюзи были подняты, и я увидела людей, сидящих за карточным столом. Собрав последние силы, я буквально влетела в комнату, прошептав только одно слово «убийство», а затем — куда-то провалилась…

— Благодарю вас, мадемуазель. Вы, наверное, испытали тяжелое потрясение. Не могли бы вы все же описать этого, как вы выразились, бродягу? Вы помните, как он был одет?

— О нет. Все произошло так стремительно, что я просто ничего не успела заметить. Но я могла бы узнать этого человека — его жуткое лицо навсегда врезалось в мою память!

— И еще один вопрос, мадемуазель. Шторы на окне, что выходит на подъездную аллею, были задернуты?

На лице балерины отразилось легкое недоумение, она на секунду задумалась, стараясь припомнить.

— Eh bien,[52] мадемуазель?

— Мне кажется, да-да, я почти уверена — они не были задернуты.

— Странно, ведь на другом окне шторы были задернуты, и за ними прятался убийца. Но, в сущности, это не имеет большого значения. Сколько вы еще собираетесь пробыть в этом доме, мадемуазель?

— Доктор считает, что я буду в состоянии вернуться в Лондон уже завтра. Она оглядела комнату и, заметив, что мисс Оугландер ушла, добавила:

— Оугландеры очень добры ко мне, но, понимаете ли, это люди не моего круга. Я их шокирую. Что до меня, то, честно говоря, я не очень-то жалую буржуа!

В ее словах мне послышалась затаенная горечь.

Пуаро кивнул:

— Я вас прекрасно понимаю, мадемуазель. Надеюсь, что не очень утомил вас своими расспросами.

— Вовсе нет, мосье Пуаро. Единственное, что меня беспокоит, так это то, что Поль до сих пор остается в неведении. Прошу вас, поскорее рассейте его тревогу.

— В таком случае разрешите откланяться, мадемуазель, и пожелать вам всего наилучшего.

Выходя из комнаты, Пуаро вдруг остановился и, указав на пару лакированных туфелек, спросил:

— Это ваши, мадемуазель?

— Да, мосье. Служанка только что почистила и принесла их.

— Что за странные слуги в этом доме, — заметил Пуаро, когда мы спускались по лестнице, — от волнения забывают убрать комнаты, но не забыли привести в порядок туфли. Итак, mon ami,[53] хотя в этом деле есть еще один-два неясных момента, думаю — да-да, именно так! — что нам придется отнести его к разряду законченных. Все просто до очевидности.

— А как же убийца?

— Эркюль Пуаро не ловит бродяг, — важно ответил мой друг.

* * *