Том седьмой. Выпуск II

— Да, наверное… — кивнул Симеон. — Говорят, в нас есть и цыганская кровь. Правда, ни в ком из моих детей, кроме Гарри, она не чувствуется, но в тебе она видна. И знай, когда нужно, я умею быть и терпеливым. Один раз я прождал целых пятнадцать лет, чтобы расправиться с человеком, который нанес мне обиду. Это еще одна фамильная черта Ли. Мы не забываем! Мы мстим за нанесенное нам оскорбление и через много лет. Этот человек обманул меня. Я прождал целых пятнадцать лет и только тогда нанес удар. Я разорил его! Обчистил до последнего пенни! — Старый Ли тихо рассмеялся.

— Это было в Южной Африке? — спросила Пилар.

— Да. Потрясающая страна!

— Вы туда возвращались, да?

— В последний раз я был там через пять лет после женитьбы.

— А перед этим? Вы много лет прожили там?

— Да.

— Расскажите.

Он принялся рассказывать. Пилар, прикрыв лицо веером, молча слушала.

Устав, он заговорил медленнее…

— Подожди, я тебе кое-что покажу, — сказал он.

С трудом поднявшись и опираясь на палку, он, хромая, прошел по комнате, открыл большой сейф и, обернувшись, подозвал ее к себе:

— Вот, смотри. Потрогай их и высыпь себе в ладонь.

Взглянув на ее недоумевающее лицо, он за- . смеялся:

— Знаешь ли ты, что это такое? Алмазы, дитя мое, — настоящие алмазы.

Глаза Пилар расширились. Она нагнулась, чтобы рассмотреть получше.

— Но ведь они похожи на простые камешки, — сказала она.

Симеон засмеялся:

— Это неограненные алмазы. Вот такими их находят.

— И из них после обработки получаются настоящие бриллианты? — недоверчиво спросила Пилар.

— Именно.

— И тогда они искрятся и сверкают?

— Да.

— Не могу поверить, — по-детски заявила Пилар.

Он был доволен.

— Но это чистая правда.

— А они дорогие?

— Довольно дорогие. Трудно сказать до огранки. Во всяком случае, вот эта горсть стоит несколько тысяч фунтов.

— Несколько… тысяч… фунтов? — с остановкой после каждого слова переспросила Пилар.

— Девять или десять тысяч. Тут довольно крупные камни, как видишь.

— А почему вы их не продаете? — спросила Пилар, все еще распахнув глаза.

— Потому что мне нравится иметь их при себе.

— Но за такие деньги…

— Мне не нужны деньги.

— А, понятно. — На Пилар это произвело впечатление. — Тогда почему бы вам не отдать их в обработку, чтобы они стали красивыми? — спросила она.

— Потому что мне они больше нравятся такими. — Его лицо помрачнело. Он отвернулся и начал говорить самому себе: «Ощущение, которое я испытываю, прикасаясь к ним, возвращает меня туда, в те давнишние годы. Я вспоминаю настоящее солнце, запах вельда, стада волов, старика Эба, ребят, вечера…»

В дверь осторожно постучали.

— Положи их обратно в сейф и захлопни дверцу, — сказал Симеон.

Потом крикнул:

— Войдите.

Мягкими шагами вошел Хорбери.

— Чай подан внизу, — почтительно доложил он.

3

— Вот ты где, Дэвид. А я тебя повсюду ищу. Не сиди в этой комнате. Здесь ужасно холодно.

С минуту Дэвид молчал. Он смотрел на низкое кресло с выцветшей шелковой обивкой.

— Это ее кресло, — проглотив комок в горле, сказал он. — Кресло, в котором она всегда сидела… То, самое. Оно все такое же, только обивка выцвела.

Небольшая морщинка прорезала широкий лоб Хильды.

— Я понимаю, — отозвалась она. — Только давай выйдем отсюда, Дэвид. Здесь ужасно холодно.

Дэвид не обратил внимания на ее слова.

— Она больше всего любила сидеть в нем, — оглядываясь, продолжал он. — Я помню ее в этом кресле, когда она читала мне про Джека-потрошителя. Да, именно про него. Мне тогда было лет шесть.

Хильда твердо взяла его под руку:

— Пойдем обратно в гостиную, милый. Эта комната не отапливается.

Он покорно повернулся, но она почувствовала, что он дрожит.

— Все то же самое, — пробормотал он. — То же самое. Время словно остановилось.

Хильда забеспокоилась.

— Интересно, где все остальные? — нарочито бодрым голосом спросила она. — Уже пора подавать чай.

Дэвид освободил руку и открыл дверь в соседнюю комнату.

— Тут раньше стоял рояль… Смотри-ка, он до сих пор здесь. Интересно, настроен ли он?

Он сел, открыл инструмент и легко пробежал по клавишам.

— Да, по-видимому, за ним следят.

И начал играть.

Он играл хорошо, мелодия так и лилась из-под его пальцев.

— Что это? — спросила Хильда. — Что-то знакомое, но не могу вспомнить.

— Одна из «Песен без слов» Мендельсона, — сказал он. — Мама любила эту музыку.

Сладкие звуки наполнили комнату.

— Сыграй, пожалуйста, Моцарта, — сказала Хильда.

Дэвид отрицательно покачал головой. И начал другую пьесу Мендельсона.

Внезапно он снял руки с клавиш, резко оборвав игру, и встал. Он весь дрожал. Хильда бросилась к нему.

— Дэвид! Дэвид!

— Ничего… Ничего… — пробормотал он.

4

Раздался звонок. Тресилиан встал со своего места В буфетной и медленно направился к дверям.

Еще один звонок. Тресилиан нахмурился. Сквозь матовое стекло виднелся силуэт мужчины в шляпе с Опущенными полями.

Тресилиан провел рукой по лбу. Он почувствовал какую-то тревогу. Ему показалось, что все повторяется вновь.

Да, он уже это видел когда-то…

Он отодвинул задвижку и распахнул дверь.

Наваждение рассеялось, когда стоящий перед ним мужчина спросил:

— Здесь живет мистер Симеон Ли?

— Да, сэр.

— Мне хотелось бы повидаться с ним.