Том Сойер – сыщик

— Вы сами понимаете, — продолжал Брейс, — мне и в голову не могло прийти, что проповедник может причинить ему вред, — это было дико даже представить себе. И я не обращал внимания, а теперь я никогда в жизни не прощу себе: если бы я иначе отнесся, то мой бедный брат был бы сейчас со мной, а не лежал мертвым.

Тут у Брейса как будто не хватило сил продолжать, он переждал несколько минут, а все вокруг ахали и охали, женщины плакали; потом наступила мертвая тишина, и все услышали стон, вырвавшийся у бедного дяди Сайласа.

— В субботу, второго сентября — продолжал Брейс, — Юпитер не пришел домой к ужину. Через некоторое время я начал волноваться и послал одного из моих негров к подсудимому — узнать, в чем дело, но негр вернулся и сказал, что брата там нет. Я обеспокоился еще больше. Я лег спать, но никак не мог уснуть и уже поздно ночью встал, пошел к дому проповедника и долго бродил там, надеясь, что встречу своего бедного брата. Я не подозревал тогда, что его уже нет в живых… — Брейс опять умолк, теперь уже женщины плакали все как одна. — Я его, конечно, не встретил, вернулся домой и пытался уснуть, но не мог. Прошел день-другой, и соседи тоже начали беспокоиться и вспоминать угрозы, которыми осыпал брата подсудимый. Возникло подозрение, что мой брат убит, но я этому не поверил. Начались поиски, но тела его не нашли. Я тогда решил, что брат, вероятно, уехал куда-нибудь, чтобы отдохнуть от всех этих передряг, и вернется, когда забудет о своих обидах. Но девятого сентября ночью ко мне пришли Лем Биб и Джим Лейн и рассказали мне все… рассказали об ужасном убийстве. Сердце мое было разбито. И тогда я вспомнил один случай, на который в свое время я не обратил внимания.

Я слышал, что подсудимый имеет привычку разгуливать во сне и сам не знает в этот момент, что он делает. Я расскажу вам, что я вспомнил. Поздно ночью в ту ужасную субботу, когда я в отчаянии бродил вокруг дома подсудимого, я остановился у табачной плантации и услышал, как кто-то копает — окаменевшую землю. Я подошел поближе, раздвинул кустарник, что растет у него вдоль изгороди, и увидел подсудимого, у которого в руках была лопата с длинной ручкой, и он кончал засыпать землей большую яму. Подсудимый стоял ко мне спиной, но ночь была лунная, и я узнал его по старой куртке: у нее на спине белая заплата, словно попали снежком. Он закапывал человека, которого он убил…

С этими словами Брейс упал на стул и зарыдал; в зале слышались только причитания, плач и возгласы: «Это ужасно!.. Это невероятно!» Все были в страшном волнении, и шум стоял такой, что можно, было оглохнуть. И вдруг дядя Сайлас вскочил белый, как бумага, и выкрикнул:

— Все это правда! До последнего слова! Я убил его, и убил намеренно! Клянусь вам, это ошеломило зал. Все вскочили с мест, стараясь получше рассмотреть его, судья изо всех сил стучал молотком по столу, шериф орал: «Тише! Прекратите беспорядок в суде!»

И среди всего этого шума и гама стоял наш старик, весь трясясь, с горящими глазами; он старался не смотреть на жену и дочь, которые цеплялись за него и умоляли успокоиться, он отталкивал их и кричал, что он хочет очистить свою душу от преступления, хочет снять с себя это невыносимое бремя, что он ни часу не может более терпеть! И тут дядя Сайлас начал свой страшный рассказ, и все в зале — судья, присяжные, обвинитель и защитник, публика — слушали его затаив дыхание, а Бенни и тетя Салли рыдали так, что казалось, сердце разорвется.

И вы подумайте — Том ни разу даже не глянул на дядю Сайласа! Ни разу! Вот так и сидел, уставившись на что-то, — не могу сказать, на что именно.

А дядя Сайлас, захлебываясь от волнения, говорил и говорил:

— Я убил его! Я виновен! Но я не хотел причинить ему вреда, — сколько бы здесь ни лгали, что я угрожал ему, — до той самой минуты, когда я замахнулся на него палкой, — тут мое сердце окаменело, жалость покинула мою душу, и я ударил его с желанием убить. В эту минуту во мне поднялось все зло, которое мне причинили, я вспомнил все оскорбления, которые нанес мне этот человек и его негодяй брат, как они сговорились оклеветать меня и опорочить мое доброе имя, как они толкали меня на поступки, которые должны были погубить меня и мою семью, а ведь мы никогда не сделали им ничего худого.

Они хотели отомстить мне. За что? За то, что моя ни в чем не повинная бедная дочь, сидящая сейчас рядом со мной, отказалась выйти замуж за этого богатого, наглого и невежественного труса Брейса Данлепа, который проливал здесь лживые слезы по поводу своего брата, хотя на самом деле он никогда не любил его. (Тут я заметил, что Том встрепенулся и как будто обрадовался чему-то.) В тот миг я забыл о боге и помнил только о своих бедах, да простит мне бог! И я ударил его! Я тут же пожалел об этом, меня охватило раскаяние, но я подумал о моей бедной семье и решил, что ради их спасения я должен скрыть содеянное мною, и я спрятал труп в кустах, потом перетащил его на табачную плантацию, а глубокой ночью отправился туда с лопатой и закопал его там…

В этот момент вскочил Том и закричал: