Читаем Том второй Стихи, проза полностью

Том второй Стихи, проза

К сожалению, я не имею чести о нем слышать. По желанию моих дорогих родителей я получаю классическое образование. Несмотря на мой юный возраст, осмелюсь предположить, что любой преступник должен понести заслуженное наказание. В особенности подрывающий государственные устои. Вы со мной не согласны?

Адвокат Диллинджера Луис Пике с помощью подкупа тайно переправил оружие своему подзащитному. Правда, позднее Диллинджер утверждал, что он смастерил копию пистолета из дерева и покрасил ее гуталином.

(из частного письма)

«Я отец Джона Диллинджера и я чувствую, что Джона надо простить за все, что он сделал. К тому же я не думаю, что он сделал так много, как ему приписывают. Но я полагаю, что если бы ему дали шанс, то он бы исправился в лоне семьи, мы и говорили об этом в воскресенье за обедом. Когда мы готовились сесть за стол, то мы не знали, что Джон приедет, он свалился как снег на голову.»

...Тогда один из агентов выстрелил в гангстера почти в упор без предупреждения. Пуля вошла в голову под правым глазом, однако Диллинджер побежал в аллею. Раздались выстрелы, и еще две пули попали в бандита. Он рухнул на землю. Тело Диллинджера доставили в окружной морг, а на асфальте осталась лужа крови, в которой зеваки спешили смочить носовые платки...

И зачем мне в легком душа-дыра

Помню, было мне почти восемнадцать. Просыпалась и думала. Тепло думала, вкусно. И ветер был, и "Парфюмер", и Праздник, который всегда. И странно было слышать – дышит, ворочается, колется подбородком. И невозможно от него, колючего, отодвинуться. Молчала и думала – вот она вечность, правильность. И ветер пройдет, и вселенная, и душа. А мы будем поживать-жить. А потом снова жить. А потом опять поживать. Потому что – вообще. Скорее, ветер... Или здание. Или реклама. Или моря однажды не будет. Просто не будет, без дополнительного повода. Море не сможет, исчезнет, станет оранжевым – едва мы расколемся надвое.

…А Море осталось прежним.

Вертинский

До сих пор ее ненавижу. Взяла послушать и не вернула. Не возражаешь, если я буду курить? Я всегда курю, когда думаю о Вертинском. Понимаешь, это все-таки слишком. Ах Джимми, вы могли бы быть пиратом. Или ладан и пальцы. Или еще что-то. Фотография. Образ. Руки извиваются. Здорово. И все-таки не могу. Понимаешь, она отняла у меня мужа. Как ленивую плюшевую дрянь. Ходила, чай пила, рассказывала свою ролевую хренотень. А у него глаза как полторы бабочки: хлоп-хлоп! А тут – Вертинский, литература, амбиции. Конечно, ему было с ней понятней. И черт с ним. Но Вертинский! Неужели она не могла отправить мне диск?

Ночью они существуют

Когда последний солнечный солдатик скатывается в камин, они оживают. Сначала усиками поводят. Потом фарами. То правую проверят, то левую. Чтобы красиво, чтобы кокетничать. В конце концов – такие же звери. Краснеть. Соприкасаться рукавами. Романтика. Нежность. Наивные, механические, с гладкими шелковыми боками. Как старушка Ирландия. Джойс!

Зверинец. Звери.

Многие думают, что они едят электричество. Это не так. На самом на деле едят они траву. Не обязательно у дома. Особенную. Говорят, что ночами она вкуснее. Вот и сбиваются в бесшумные стайки, находят заманчивый парк, хрустят. И грустят тоже. И никого-никого не тревожат. Подвешивают к звездам желания.

А вы говорите – троллейбусы.

Литературне-художню видання

Баранова Євгенія

Том 2-ий

Російською мовою

Комп'ютерна верстка - М. Капкін

Дизайн, концепція, підбір матеріалів - Є. Баранова

Художні матеріали - М. Миролюбова, Анрі Матісс, Пабло Пікассо

Литературно-художественное издание

Баранова Евгения

Том 2-ой

На русском языке