Том второй. Выпуск II

— Вздор какой, — не выдержал мистер Коулмен. — И все спокойно слушают, как этот тип меня поносит!

— Из трех молодых людей остается мистер Эммет, — продолжал Пуаро. — Он тоже годится на роль Уильяма Боснера. Мне сразу стало ясно одно: если у него и были какие-то причины желать смерти миссис Лайднер, то из него все равно ни слова не вытянешь. Уж он-то умеет хранить тайны. Его невозможно ни спровоцировать, ни хитростью заставить выдать себя. Из всех членов экспедиции он наиболее верно и беспристрастно судит о личности миссис Лайднер. Но мне так и не удалось выяснить, оказывала ли личность миссис Лайднер какое-нибудь влияние на него самого. Предполагаю, что его отношение к ней вызывало у нее досаду и раздражение.

Из всех членов экспедиции мистер Эммет, пожалуй, наиболее подходит на роль преступника, наиболее способен тщательно продумать и безупречно спланировать преступление. У него для этого есть все — и характер и возможности.

Впервые за все это время мистер Эммет оторвал взгляд от своих ботинок.

— Благодарю, — сказал он.

Кажется, слова Пуаро его позабавили.

— В моем списке остались двое, — продолжал Пуаро. — Ричард Кэри и отец Лавиньи.

По свидетельству мисс Ледерен и некоторых других лиц, мистер Кэри и миссис Лайднер не питали друг к другу симпатии. Даже простая учтивость стоила им усилий. Однако еще один свидетель, а именно мисс Райли, предложила совсем иное толкование их нарочитой холодности.

Очень скоро я убедился, что права мисс Райли. Чтобы окончательно утвердиться в этой мысли, я прибег к нехитрой уловке — спровоцировал мистера Кэри на опрометчивое и дерзкое высказывание. Это оказалось совсем нетрудно. Как я сразу понял, он пребывал в состоянии крайнего нервного напряжения. Да он и до сих пор находится на грани нервного срыва. Редко случается, когда человек, чьи силы подточены страданием, способен к борьбе.

Сопротивление мистера Кэри было сломлено почти сразу. С искренностью, в которой я ни на миг не усомнился, он заявил, что ненавидит миссис Лайднер.

Безусловно, он сказал чистую правду. Он и впрямь ненавидел миссис Лайднер. Почему же он ненавидел ее?

Только что я говорил о женщинах, наделенных пагубным очарованием. Мужчины, случается, тоже бывают им одарены. И тогда они неодолимо влекут к себе женщин, не прикладывая к тому ни малейших усилий. В наши дни это называют Ie sex appeal! Мистер Кэри в высшей степени обладает этим качеством. Он предан своему другу и коллеге, и он равнодушен к его жене, что отнюдь не по вкусу миссис Лайднер. Она должна властвовать, и она ставит себе цель завоевать Ричарда Кэри. И тут случается нечто непредвиденное. Она сама, вероятно, впервые в жизни становится жертвой роковой страсти. Она влюбляется — по-настоящему влюбляется — в Ричарда Кэри.

А он.., он не может противиться ей. Вот в чем причина того ужасного нервного напряжения, в котором он пребывает. Он разрывается между двумя привязанностями. Он любит Луизу Лайднер — да, но и ненавидит ее. Ненавидит за то, что из-за нее предал своего друга. Нет ненависти более страстной, чем ненависть мужчины, который любит женщину вопреки своей воле.

Вот вам и мотив. Убежден, что иной раз Ричарду Кэри стоило большого труда удержаться и не ударить изо всей силы по этому прекрасному лицу, околдовавшему его.

С самого начала я был уверен, что убийство Луизы Лайднер — это crime passionnel[112]. Мистер Кэри, на мой взгляд, идеально подходил на роль убийцы.

И наконец, у нас остается еще один кандидат на эту роль — отец Лавиньи. Он сразу привлек мое внимание — уж очень по-разному они с мисс Ледерен описывали араба, заглядывавшего в окно к миссис Лайднер. В свидетельских показаниях всегда имеют место некоторые расхождения, но в данном случае они были просто кричащими. Более того, отец Лавиньи настаивал на очень характерном признаке — косоглазии, которое значительно упростило бы опознание.

Вскоре стало очевидно, что описание, данное мисс Ледерен, было, по существу, точным, чего не скажешь о показаниях отца Лавиньи. Казалось, будто он специально вводит нас в заблуждение.., не хочет, чтобы тот человек был пойман.

В таком случае он, должно быть, с ним знаком. Их видели, когда они разговаривали. Но о чем была беседа, мы знаем только со слов самого преподобного отца.

Что делал араб, когда мисс Ледерен и миссис Лайднер его увидели? Пытался заглянуть в окно. В окно к миссис Лайднер, как подумали они тогда. Но, став на то место, где стоял араб, я понял, что он мог заглядывать и в окно “музея”.

В эту же ночь была поднята тревога. Кто-то пробрался в “музей”. Однако оказалось, что ничего не украдено. Меня заинтересовало одно обстоятельство. Когда доктор Лайднер вбежал в “музей”, отец Лавиньи уже был там. Он говорит, что увидел в комнате свет. И снова мы полагаемся только на его собственные слова.