Томас Чаттертон

В пятнадцать лет я начал сочинять литературные произведения… Я любого загонял в тупик своими жестокими, подростковыми, не допускающими компромиссов выводами…

В семнадцать лет я написал несколько драм. Редакторы из издательства Соломона Фишера придали мне мужества, посоветовав продолжать. Я был достаточно глуп, чтобы загореться надеждой на лучшее будущее, и некоторое время считал перо и бумагу лучшими изобретениями человеческого разума. Я расходовал их в огромных количествах. Сколько работ возникло в те, самые быстротечные годы, я даже не могу точно сказать. Большинство из них уничтожено. В старших классах реального училища на набережной Императора Фридриха я готовился к выпускным экзаменам… Меня тогда занимала всемирная история в ее, с одной стороны, наиболее гармоничных, а с другой — наиболее жестоких аспектах. Я был социалистом, по моим понятиям. Три последних тягостных года до выпускного экзамена пролетели как в пьяном чаду, были заполнены протестом, отвержением всяческих правил… Невозможно пересказать все частности тех мучений. Я выбросил свое благочестие за борт. Убежал из дому, странствовал по Северной Германии. Не имея никаких видов на будущее. Меня вернули. В итоге — полное истощение сил.

Вернувшись из Норвегии, куда он бежал со своим другом Хармсом в 1915-м, спасаясь от призыва на фронт, двадцатишестилетний Янн в 1920-м основывает — вместе с Готлибом Хармсом и молодым скульптором Францем Бузе — в Люнебургской пустоши, под Гамбургом, религиозную общину художников, поэтов и музыкантов, Угрино (просуществовавшую до 1926-го). Община эта занималась, среди прочего, и постановкой драмы Янна «Врач, его жена, его сын» (1922, премьера 1928). То, что в пьесе Чаттертон говорит об основанном им обществе, вполне могло бы относиться и к общине Угрино:

В пространстве внутренних представлений нет ничего запретного. Закрой глаза, и перед тобой раскинется просторная Природа, великий ландшафт Познаваемого-в-ощущениях. Наша религия — это уверенность в том, что мы держим оборону против всего мира. Я сотворен из глины и бедности. К бедности часто наведывается в гости поэтическое искусство… Мы хотим для себя по меньшей мере отщепенчества. Хотим быть — противниками. Мы — пример для других, начинающих с меньшим мужеством. Мы основали общество «барабанщиков» и в арендованной задней комнате одной корчмы построили для бедняков, которые прикованы к своим хозяевам-«наставникам», воображаемый храм: святилище несовершеннолетних.

А потому и полемика вокруг общества «барабанщиков» — в пьесе — имеет, как мне кажется, самое непосредственное отношение к судьбе общины Угрино и оценке современниками раннего творчества Янна: