Томас Карлейль. Его жизнь и литературная деятельность

У нас, в России, Карлейль не только не пользуется популярностью, но почти неизвестен. Мы имеем в переводе почти все сочинения Дж. Ст. Милля, а о Карлейле знаем лишь понаслышке. И дело вовсе не в том, что он слишком своеобразен и оригинален. Чем оригинальнее человек, тем большую ценность для всего человечества он представляет, так как истинная оригинальность – это прежде всего искренность. Мы, русские, не интересуемся Карлейлем по убожеству своей умственной жизни; для нас, по нашей малокультурности, недоступны еще глубины его чувства и высоты его мыслей; в лучшем случае мы вместе с Миллем сможем сказать, что не в состоянии вполне обнять его. Однако даже в Англии не настало еще время для правильной оценки этого удивительного пуританина, философа, поэта, историка, сатирика. Действительно, кто он? «Дикий бык», заблудившийся в лесах Германии, «белый медведь», прибитый волной океана из полярных стран к берегам мутной Темзы, или пророк, призывающий людей сбросить старые одежды и возвещающий грядущее? Или иначе: кто он, редкостный ли экземпляр давно отжившей породы людей, которого можно изучать с таким же любопытством, с каким мы изучаем ихтиозавра, или же прообраз новых людей, глашатай новой, грядущей жизни? Что современная буржуазия, с ее культурой, верованиями, с ее общественными неправдами, не последнее слово человечества, – в этом нет никаких сомнений; но каковы будут «новое божество и новые небеса», оправдаются ли пророчества Карлейля, может показать только будущее.

Учение Карлейля в своем целом – это не какая-нибудь безжизненная метафизическая система, это философия самой жизни, «истекающая из сердца и говорящая сердцу». В основу всего он кладет религию или, может быть вернее сказать, религиозное отношение к миру и жизни. Его бог есть тайна, которую можно назвать, говорит Тэн, одним только именем – идеал. Там, где эта тайна становится непостижимой, остается одно – молчание. Отсюда беспрестанные восхваления великого царства молчания.

Всю природу, весь материальный мир Карлейль считает «сверхъестественным», откровением Высшего Существа. В этом отношении он принадлежит к самым крайним идеалистам и повторяет во всевозможных вариантах, что все мы созданы из того же материала, что и мечты. Но рука об руку с возвышенным идеализмом идет его здоровый реализм. Он ненавидит метафизику и беспощадно осмеивает ее. Повсюду он ищет сущности, но сущности живой. Мир – тайна, жизнь – тайна; но это тайна, открытая для всех. Словопрения теологов и пустые метафизические выкладки только затемняют ее. Глядите открытыми глазами на действительность, ведайтесь с фактами, и вы проникните в эту тайну глубже, чем любая метафизическая система. Истина прежде всего. Ко всякому вопросу, ко всякому предмету, вообще ко всему сущему Карлейль подходит с моральной точки зрения. Для того чтобы даже просто знать что-нибудь, говорит он, вы должны сначала симпатизировать, любить то, что вы хотите знать. Долг лежит в основе всякого нравственного движения. В человеке есть нечто более высокое, чем любовь к счастью, а именно любовь к самопожертвованию. Само собой понятно, что он является противником утилитарной, эволюционной и т. п. систем нравственности. Принципу всеобщей пользы он противополагает принцип труда. Всякий человек должен найти свой труд и совершать его, не справляясь с тем, принесет ли он «пользу», доставит ли «наслаждение», «счастье» и так далее. Труд – это и есть долг всякого человека, это и есть действительная религия.

Как историк Карлейль открывает новую эпоху. История имеет дело с жизнью; не ее задача выводить формулы, теоретизировать и так далее; она должна воспроизвести, оживотворить прошлое. На «Кромвеле» и «Фридрихе Великом» Карлейль показал, как следует это делать. Он дал неподражаемые образцы. Рядом с его «компиляцией» («Жизнь и переписка Оливера Кромвеля»), говорит Тэн, стушевываются самые серьезные исторические труды. «История есть жизнеописание великих людей». Герои порождают и воплощают в себе, по мнению Карлейля, целые эпохи; для того чтобы понять эти последние, необходимо заглянуть в душу героя. Карлейль и делает это. Он действительно воскрешает из мертвых как главных, так и второстепенных деятелей, обнажает их сокровенные чувства и мысли и рисует поразительные по своей жизненности образы. А затем, имея перед глазами живых людей известной эпохи, вы можете соглашаться или не соглашаться с его выводами и рассуждениями.