Томчин

На нет и суда нет. Тем более, наши мусульманские инженеры просто из кожи вон лезут, чтобы продемонстрировать свою полезность и эффективность нового совместного оборудования. Китайцы тоже — не против, домой хочется. Согласие есть продукт непротивления сторон. Интересно, это у Ильфа и Петрова было, или — только в кино появилось? Что-то я в книге такого не помню, а когда-то почти наизусть ее знал. Собираем, расставляем, переставляем, обеспечиваем проход землекопам, им места много надо, шестьдесят тысяч, все-таки.

А брать городок будут пять пеших дивизий из-под Ходжента. Их мне передал в наследство Чжирхо. Бывшие бандиты и неумехи, но в каждой дивизии около ста монголов, начиная от сотника. Хотя и местные уже в начальство выбились, даже тысячники есть, монголами командуют. Посмотрим, чему они за полгода научились. Пара конных туземных дивизий, участвовавших в осаде Отрара, держат периметр. И моя гвардия держит под локотки меня, чтобы не рассыпался. После недавнего отдыха — не обязательно, готов сам, в первых рядах, с медным лбом наперевес — в ворота. Вицин отдыхает. Поберегись! Хочу Термез осмотреть! Гостиницу и аэропорт.

Девять дней мои туземцы демонстрировали превосходство новейшей монгольской метательной техники над устаревшими образцами оборонявшихся. Убедили. Собирается и разбирается быстрее, легко можно сосредоточить на направлении главного удара, в течении дня — сменить направление. Метает больше и чаще. Прицельно закидали рвы мешками с землей, не пришлось привлекать землекопов. Хотя, при чем здесь это? Cила крепостных стен никогда не бывает ни более и ни менее мужества их защитников. Приказал записать для народа. Китайцы свободны, могут отдыхать, это главный результат испытаний. Останутся только их командиры: местных потренировать, рано еще туземным инженерам в генералы, пусть поофицерствуют. Обороняющийся народ убедил себя в своей слабости и неподготовленности к осаде, пора переходить к штурму, публика ждет.

Шестьдесят тысяч землекопов, мечтая о возврате в воинскую среду, обрушив стены, пытались самостоятельно завершить штурм, но, без оружия, быстро выдохлись. Киркой и лопатой много не навоюешь, но я оценил, подумаю. Молодцы. Пять дивизий бандитов ввалились в город через бреши и уже сутки продолжают там с кем-то сражаться. По моим представлениям в городе не больше двадцати-тридцати тысяч воинов, остальное — гражданское население, да и тех тоже — тысяч двадцать. Цитадель, конечно, есть, но, в кои веки у нас такой перевес в силах. Чего возятся? Грабят, что-ли? Придется и наших туземцев на сортировку выгонять. Городок небольшой, у нас даже шпионов в нем нет.

Тармез пал. Наши потери. Около пяти тысяч землекопов. Более десяти тысяч пехоты. Сто двенадцать монголов. В городе осталось в живых чуть больше семи тысяч гражданских и военных, вперемешку. Этих вывели из города. Народ озверел в боях: женщины и дети наносили урон не меньший, чем вооруженные мужчины. Моя бандитствующая пехота никак не могла смириться с тем, что все кончилось. Вырезали еще около двух тысяч найденных здесь же, в поле, обидчиков. Сразу же пытались грабить. Пришлось казнить на месте около четырех сотен, пока успокоились. Дисциплины, конечно, никакой — бандиты. Вскрывают животы у трупов и шарят во внутренностях жертв, кто-то пустил слух, что нашел проглоченные драгоценности.

Спешно провели переформирование и отправили оставшиеся четыре пехотных дивизии под Гургани, готовиться к осаде. Обыска не производили: бесполезно и долго. Две отрарские конные дал им в конвой, чтобы не перебили друг друга по дороге, деля добычу, и — в охрану командирам, монголам. Лучше бы эти дивизии гурганийцы при осаде уничтожили, потом с ними мороки не оберешься, а самим перебить — политически неудобно: ветераны двух сражений, победители.

Сформировал дивизию пехоты из землекопов, без канглов и отрарцев. Оставил их с сорока пятью тысячами бывших товарищей доламывать цитадель. Местных не трогать, пусть живут как хотят, хватит с них. Дивизия следит, чтобы землекопы с горожанами не цапались, налог потихоньку из грязи и обломков собирает. Не украдут, честные все до невозможности.

В Бухаре, уже после ее взятия, но еще до пожара, я выступал перед собранными по моему приказу самыми уважаемыми горожанами. Было их человек триста, я рассказывал им о планах включения города в нашу торговую сферу, некоторых знал лично. Больше всего меня беспокоило скорейшее восстановление движения караванов по Великому шелковому пути.