Томчин

Те, кто принесли своему народу славу и власть над огромными пространствами, на своей шкуре почувствовали, что, как когда-то сказал Кульчицкий: "Война — совсем не фейерверк, а просто трудная работа". Эти люди давно поняли настоящую цену простой мирной жизни в кругу любящей семьи. Молодежь — вот кто будет рваться на Запад. Да захоти я, давно бы Запад лежал в руинах у наших ног. Достаточно было выпустить Чжирхо из юрты. Тогда. И — в дивизиях Бату, готовящихся к африканскому походу через Гибралтар, в одном строю стояли бы русские, немцы, французы, испанцы, итальянцы. Господи, как же мне больно. Инфаркт, наверно.

Зучи на всю страну, везде, где может, вещает, что я отдал ему все земли на Север и на Запад от кипчакских степей. Ну да. Ну да. А в документы в канцелярии посмотреть? Так и не оторвал задницу Дешт-и-Кипчак повоевать? Опционами что ли торговать собрался на право вести войну в западном направлении? Виды на Европу продавать. Как же меня надо ненавидеть, чтобы так чувствовать, куда больней ударить. Именно чувствует, чего я больше всего боюсь, не понимает, зачем это мне надо, но гадит.

Убийц своих уже устал присылать, скоро сам с луком у границы Ставки встанет и начнет по мне стрелами садить. Что ты мне, старый хрен, сделаешь? Раньше терпел и это стерпишь. Его бесит, что я скрыл его предательство. Думает, на крючке держу, покорности добиваюсь. Бортэ я пожалел, сестру свою, дурак. Я ей больше обязан, чем ты себе представить можешь. Не тебя, а детей твоих, внуков ее пожалел, ты же их всех под нож подвел, мерзавец.

Кажется, отлежался за зиму, пора и домой. А то, через два года, здесь помирать придеться. Так никто и не приехал встречать. И хрен с ним. Будем умнее, сами на встречу поедем. Домой, раз другого дома у меня нет. Сына другого у меня точно нет и никогда, нигде не было. На рыбалку сходим напоследок, на охоту с ним съезжу, поговорим, пообщаемся, совсем уже взрослый, опять, наверно, отвык, но — быстро пройдет, не маленький. Небось, соскучился по мне. Интересно, я его сразу узнаю? Последний раз виделись в девятнадцатом, Боорчу его на неделю привозил, почти шесть лет прошло. Шестнадцать ему прошлой осенью исполнилось, я как раз школу заканчивал. Помню себя. Так вот ты сейчас какой, Хулиган. Нет, лучше теперь я тебя Хулугэном называть буду, в твоем возрасте я бы обиделся, если бы меня отец какой-то своей шутливой кличкой называл. Только, сначала я к братьям твоим заеду, могилки надо поправить, смотрит ли за ними кто…

Зучи и здесь поспел. Отписал матери, что завел я себе в походе уж совсем непристойный гарем, нахватался в Персии всяких штучек. Что хошь думай, может у меня мальчики в нем. Слово "непристойный" каждый трактует в меру своего воображения. А остальное — так, намеками, все-таки женщине, матери написал. Спрашивать ведь не будешь у народа, что там на самом деле: интим, самого Великого Хана Монголии касается. Да что там, хана — Чингизхана, куда уж выше. Вот и боялась ехать, встречать. Натешится — сам вернется. Она меня всяким любит, мешать не собиралась. И упрекать — не думала. Я там до морковкина заговенья сидеть мог. Ну, было такое, привез же я Люську из Китая. Может, и в Персии на меня что нашло? Не стал я Зучи ругать, объяснять да жаловаться, списал на недоразумение. Мать. В общем, старые мы два дурака.

Империю Ляо Мухали передал вдове Елюя, императрице Яо Лисю. И правильно сделал, достойная женщина оказалась. Их сын служил у меня в гвардии, слава богу, вернулся живой и здоровый. Прослышав о нашем возвращении, Яо с другими сыновьями приехала ко мне в Ставку, просить утвердить в императорском звании своего старшего, моего гвардейца. Поднял их всех с колен, усадил рядом, лично чаем угощал. С удовольствием утвердил и приветствовал нового императора киданей. Отличный молодой человек. Очень разумный, смелый, достойный. И вся их семья вызывает только уважение. Чуял людей Мухали. Отправил всех домой, наградив от души. Даже мой бывший подчиненный был поражен, а он всякого барахла навидался. Вещи что, дело наживное, вот где таких людей брать? Хоть за эту империю теперь душа не болит.

И еще одного гвардейца пришлось мне лишиться. Умер мой сват-онгут, пока мы были в походе. Старший его сын, сотник гвардии, женатый на одной из дочерей Бортэ, отправился на свою малую Родину, вступать в права наследства, править своей страной. Кстати, он христианин. Тоже завалил его подарками. Вот такая у меня гвардия, штучный народ. Дружный. Спаяны в боях, каждый готов помочь товарищу по оружию. Везде личные связи, куда от этого денешься? Люди.