Томек ищет Снежного Человека

Томек до некоторой степени тоже поддался влиянию удивительной мелодии и был под впечатлением всей этой сцены, но одновременно напряженно думал о том, в чем же заключается фокус индийского факира. В конце концов присущее молодому человеку любопытство взяло верх над рассудком. Томек взглянул на своих спутников. Но никто не обращал на него внимания. Все напряженно всматривались в лица индийцев, проходивших по углям. Томек мгновенно снял обувь и носки. Подошел к магическому подносу. Это случилось как раз в тот момент, когда факир прекратил пение. Едва лишь Томек коснулся ногой углей, как тут же отпрянул назад, зашипев от боли.

Встревоженный магараджа воскликнул:

– Нельзя так делать, сагиб, огонь не обжигает лишь тогда, когда факир поет. Быть может, вызвать врача?

– Ах, нет, нет, чепуха! – почти крикнул Томек, устыдившись своего непродуманного поступка.

– Вот это интересно! Ничего подобного мне до сих пор не приходилось видеть, хоть я не раз присутствовал на представлениях факиров, – сказал полковник Бартон.

– Превосходная работа. Видимо, все мы поддались групповому гипнозу[74] – заявил Вильмовский.

– Значит ты, Андрей, полагаешь, что этот факир нас усыпил? – удивленно спросил боцман. – Это совершенно невозможно! Один раз такой же магик пытался меня усыпить, но из этого ничего не вышло. Он чуть было сам не заснул. Во время его пения я себя ущипнул, извините за выражение, в известное место, и убедился, что не сплю.

– Излишнее любопытство бывает иногда тоже вредным. Ведь на свете существуют вещи, о которых не снилось даже философам, – заключил магараджа.

Старый факир со своим пылающим подносом давно удалился из зала, когда Томек подошел к княгине и стал вполголоса вести с ней оживленную беседу. Вильмовский это заметил. Он подошел к сыну и спросил:

– Ну как, Томек, ты не думаешь перевязать себе ногу?

– Не надо, папа. Она совсем не болит, – ответил Томек.

– Если ожог натрудить в ботинке, может произойти заражение. Помни о том, в каком климате мы находимся. Советую тебе пойти домой и перевязать ногу.

Томек недоверчиво улыбнулся. Ведь боцман несколько дней назад был ранен в руку, и рана быстро затянулась. Он хотел что-то возразить, но, взглянув на отца, воздержался. Вильмовский глазами дал ему знак.

– Ты, как всегда, прав, папа. Лучше не рисковать... Пойду домой и сделаю перевязку, – ответил Томек.

– Мы можем позвать врача сюда, – сказал магараджа, очутившись рядом с белыми гостями.

– К чему мешать остальным гостям? Томек превосходно сумеет сделать все сам, – решительно возразил Вильмовский.

– Но я надеюсь, что вы скоро к нам вернетесь? – спросил магараджа.

– После перевязки сыну лучше будет лечь и немного отдохнуть, – сказал Вильмовский, предвосхищая ответ Томека.

– Конечно, папа, я сделаю так, как ты советуешь, – ответил Томек.

Он извинился за невольное замешательство, вызванное его поступком, и вышел. На лице красавицы княгини отразилось такое неприкрытое разочарование, что Вильмовский искренне обрадовался уходу сына.

VII Похищение перстня

Томек медленно возвращался через парк в охотничий домик. По дороге он пытался разгадать, почему отец воспользовался пустяковым предлогом и убрал его из дворца магараджи, не дожидаясь конца приема.

«Если бы папа в самом деле думал о моей ране, то, наверное, возвратился бы домой вместе со мной, – думал он. – Нет, это был лишь предлог, потому что папа дал глазами мне знак, когда говорил, что обеспокоен возможностью осложнений после ожога. Возможно мне не следовало вмешиваться в фокусы факира? Но ведь фокусник сам меня просил проверить, действительно ли на подносе лежат горячие угли. Все шутили, и никто не удивлялся его поступкам. Нет, совсем не в этом дело.»

Томек даже замедлил шаг. Серебристый свет луны слабо пробивался сквозь листья деревьев. Вверху, на чистом небе, блестели звезды. В тишине жаркого вечера слышалось кваканье лягушек и – время от времени – крик каких-то ночных птиц, охотящихся на насекомых.

Из парка Томек вышел на поляну. На противоположной ее стороне находился охотничий домик магараджи, окруженный раскидистыми платанами. Томек остановился. Только теперь он заметил, что полная луна рассеяла ночной мрак. Посмотрел на небо. Огромный диск луны, казалось, висел над черной линией близких джунглей. Лунный лик напомнил Томеку об участнице многих его приключений, австралийке Салли. Когда они вместе гостили у ее дяди – шерифа Аллана, в Нью-Мексико[75], в такие лунные вечера Томек, Салли и ее мать допоздна засиживались на веранде и беседовали об охотничьих приключениях. Воспоминание о Салли привело Томека в хорошее настроение. Он решил сейчас же написать ей несколько слов.

«Правда, я уже послал Салли письмо из Бомбея, но могу написать и сегодня, поскольку, говоря откровенно, я немного тоскую по этой „голубке“, – думал Томек. – Ей надо сообщить об ужасном происшествии в Бомбее и о сюрпризе, который приготовил нам Смуга за время своего отсутствия. Ведь Салли еще не знает о необыкновенной охоте на тигров и о перстне, подаренном мне на память супругой магараджи Алвара».