Томек в Гран-Чако

Простодушный и беззаботный Новицкий уснул, едва закрыв глаза. Но это был не тот глубокий сон, который освежает и бодрит, а состояние полудремы, поверхностного забвения привыкших к постоянной опасности людей. После невероятного рассказа Смуги ему снились Агуа и ее странный и непонятный муж. Индианка уговаривала Новицкого взять ее с собой, а стоявший рядом Онари злобно поглядывал на них. Новицкий как мог пытался отговориться. Ему было жалко миловидную Агуа, и, кажется, он решился поддаться ее уговорам, как вдруг будто из ниоткуда возник Томек и, подмигивая приятелю, подзадоривал его: «Бери ее с собой, Тадек, бери! Женись на ней, а она будет кормить тебя вкусненькими червячками. Ты же не дурак поесть!» А шаман тем временем щелкнул пальцами, и у него на ладони появилась длинная, как бычий цепень, личинка. Он цепко удерживал ее за хвост, лицом личинка как две капли воды походила на Агуа. Она изгибалась, шепча Новицкому: «Ну съешь меня, съешь! Чего ждешь?» Она уже почти коснулась его губ… Агуа вскрикнула и… Тут Новицкий проснулся, открыл глаза.

На деревьях верещали обезьяны, их растревожило необычное зрелище – птица на длинных ногах и с длинной шеей пыталась ухватить клювом змею. Пучок перьев над ее изогнутым клювом воинственно вздыбился. Птица неотрывно следила за движениями извивавшейся змеи, вовремя уворачиваясь от укусов. Улучив момент, она бросилась на змею, когтями прижала ее к земле и нанесла удар клювом как раз в основание шеи. Схватка тут же закончилась. Птица не торопясь поедала добычу, к великой радости обезьян, которые, как и люди, одни из немногих в животном мире чувствуют и отвращение к змеям, и страх перед ними.

Новицкий мельком взглянул на Смугу. Тот тоже наблюдал за единоборством. Когда оно закончилось, Новицкий заметил:

– Серьезная птичка! Располосовала змею не хуже африканского змеееда под названием секретарь.

– Точно, точно! Они немного похожи. Это кариама[31] из тропической Америки, вид почти вымирающий. Ты заметил, что пучок перьев у нее на голове спереди, у основания клюва, а у секретаря – сзади, на голове?

– А как же! Янек, а не пора ли нам сниматься с места?

– Сейчас отправимся. Хочешь еще личинок?

– Нет уж, хорошенького понемножку, – буркнул Новицкий. – После твоего индейского деликатеса такой сон мне приснился… В путь! Вот только нарву немного этих якобы орехов.

VIII На реке

Солнце клонилось к закату. Над рекой снова появились белоснежные цапли, розовые фламинго, разноцветные попугаи и грозные черные стервятники. У берега беззаботно ныряли водяные курочки. Монотонную предвечернюю песню завели цикады.

Смуга с Новицким все чаще посматривали на высокие, крутые берега, покрытые непроходимой чащей, подыскивая подходящее для ночлега место. Но оба берега казались неприступными. Изредка показывались узенькие полоски песчаных пляжей, но уж слишком они бросались в глаза, да к тому же на них, словно бревна, лежали крокодилы с широко раскрытыми пастями[32]. Только быстрокрылые птицы осмеливались проскользнуть между громадными тварями – на песчаных отмелях им было легче схватить рыбу или краба.

– Ах, проглоти вас акула! – злился Новицкий. – Вот-вот стемнеет, а места для ночевки как не было, так и нет.

– На поиски времени уже не остается, – согласился с ним Смуга. – Видимо, придется ночевать на реке.

– В темноте разобьем лодку! – забеспокоился Новицкий.

– Плыть мы не станем, что ты! Просто уляжемся в лодке где-нибудь у берега под нависающими кронами.

– Лишь бы крокодилы или анаконды не надумали нами поужинать, – скептически бросил Новицкий. – Наша лодка для них скорлупка. А эти разинутые пасти! Ужас, да и только!

– Все ты верно говоришь, капитан. Из-за крокодилов и анаконд индейцы никогда не ночуют в лодках. Но у нас нет выхода, будем по очереди дежурить. Пока не стемнело, поверни ближе к левому берегу.

– Давай вон туда, там вроде поменьше отмелей с этими тварями.

Откладывать поиски места для ночлега было уже нельзя. Солнце окрасило джунгли розоватыми лучами. В любую минуту могла сгуститься ночь. Новицкий уверенными, сильными движениями весла направил лодку к берегу. Вскоре они плыли под склонившимися над водой ветвями деревьев. Здесь царил полумрак. Раскидистые кроны склонялись почти до самой воды, гребцам приходилось почти ложиться на дно лодки. Влажный, тяжелый воздух был пропитан запахом гнили.

У берега течение было значительно спокойнее. Смуга, отложив весло, подыскивал место для ночлега, но вдруг снова схватил его, и они вместе с Новицким стали энергично грести, продвигаясь вперед.

– Откуда эта вонища, черт бы ее побрал? – недовольно пробурчал Новицкий, брезгливо отворачиваясь от берега.

– Где-то неподалеку гниет издохший крокодил, – в тон ему ответил Смуга.

– Но воняет мускусом! – возразил Новицкий.

– Я тебе и говорю, что гниет крокодил, – повторил Смуга, – у этой твари железы выделяют сильный мускусный запах.

– Черт, а я и запамятовал, верно. Тошнит меня от этого смрада. Эх, сейчас бы глоточек ямайского рома. Хоть бы Томек не забыл прихватить!