Томек в стране фараонов

– Интересные вещи рассказываешь, голубка! Судя по всему, в Англии ты времени зря не теряла. О Египте осведомлена не меньше профессора истории, – оценил Новицкий. – Не поспоришь с тобой, но я знаю и другое. Французы правили здесь твердой рукой и всячески притесняли египтян. Не оставили о себе хороших воспоминаний. Честно говоря, я тоже не питаю к лягушатникам добрых чувств. Не могу простить Наполеону то, что он обманул поляков. Только Косцюшко раскусил его и отказался иметь с ним дело.

Косцюшко (Костюшко), Тадеуш Анджей Бонавентура (1746–1817) – национальный герой Польши. Участник Войны за независимость США (1776–1783). Руководитель польского восстания (1794), в бою был ранен, взят в плен и заключен в Петропавловскую крепость. В 1796 г. помилован Павлом I, эмигрировал в США. В 1798 г. вернулся в Европу, жил во Франции и Швейцарии.

– Печально, но правда, – вмешался Томек. – Наполеон обманул ожидания поляков, а они пролили за него столько крови, в том числе в ходе Египетской экспедиции. Вспомнить хотя бы Сулковского, Лазовского[24], генерала Зайончека[25], позже наместника в Царстве Польском.

– Я читал роман об Юзефе Сулковском[26], адъютанте Наполеона. В битве у пирамид он командовал гусарами и получил семь рубленых ран и три огнестрельных. Хорошо знал арабов и говорил по-арабски. Повстанцы в Каире зарубили его. – Новицкий всегда был готов поддержать разговор, если речь шла о Польше.

Сулковский, Юзеф (1773–1798) – польский офицер, служивший адъютантом Наполеона Бонапарта. Сражался в Русско-польской войне (1792); принял участие в восстании Тадеуша Косцюшко (1794), в Итальянской (1796–1797) и Египетской (1798–1801) кампаниях, организованных Наполеоном. В последние месяцы жизни поляк написал три очерка: «Письмо с Мальты», «Заметки о египетской экспедиции» и «Описание пути из Каира в Эль-Сальхия».

Оживленно беседуя, все трое шли по каменистой равнине, потом остановились перед вырисовывающейся в темноте могучей фигурой сфинкса. Салли, так близко к сердцу принимавшая события времен минувших, попыталась вернуть настроение, владевшее ими в начале этой лунной ночи.

– Сколько необыкновенных вещей мы бы узнали, если бы эти величественные пирамиды могли говорить, – со вздохом произнесла девушка. – Ведь они воочию видели владык мира: Александра Македонского[27], Юлия Цезаря, Марка Антония, царицу Клеопатру, Наполеона. Ну и вашего Сулковского, если он участвовал в битве у подножия пирамид, – добавила она, желая угодить друзьям. Но ее реплика только подлила масла в огонь спора.

– Битва у пирамид разгорелась отнюдь не у их подножия. – Томек счел своим долгом внести кое-какие уточнения и, как обычно, сделал это с присущей ему скрупулезностью. – Битва, в которой победили французы, происходила на западном берегу Нила в четырнадцати километрах от пирамид, у местечка Имбаба, сейчас это пригород Каира. Романтическое название возникло позже, и, скорее всего, потому, что Наполеон произнес свою знаменитую речь перед солдатами перед началом сражения: «Сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид!»

– Видимо, все так и было, – согласился Новицкий. – Но ты только посмотри на сфинкса. Разве не ядра так изуродовали голову льва с человеческим лицом?

– Действительно, на его голове явно видны следы пушечных ядер, но это дело рук мамелюков за несколько сотен лет до прихода сюда французов. Они никак не могли уничтожить сфинкса и поэтому стали использовать его в качестве мишени для стрельбы из орудий.

– Правда? – изумился Новицкий. – И египтяне не протестовали против такого вандализма?

– Тогда египтяне еще не понимали, какое наследство досталось им от фараонов, а захватившие Египет мусульманские фанатики сделали все, чтобы уничтожить следы великого прошлого Египта.

– Вы оба правы, но лишь отчасти, – вмешалась Салли. – Сфинксу отбил нос дервиш[28] – мусульманин Саим ад-Дахр, которого возмутило, что монумент особо почитали местные жители.

– И теперь выходка того мусульманина обеспечивает приток туристов, – пошутил Томек.

– Да, наш «хеопсик» учуял, что безносым он куда более популярен, – в тон другу добавил Новицкий.

Однако неугомонная Салли, будто их не слыша, продолжала: