Томка. Тополиная, 13

…Что делать? Уничтожать без суда и следствия. Ты улыбаешься? А вот я не шучу. Я вообще не склонен шутить последнее время. Будь моя воля, я бы чистил город от подобной мрази не покладая рук, но моей воли на то нет – пока нет, – а воля Всевышнего относительно моей персоны мне никогда не была известна».

… Он говорил медленно, раскладывая предложения на составные части, как будто слова ему даются с трудом. Так говорят бедолаги, у которых речь восстанавливается после инсульта. Это было ужасно – отрешенный взгляд, ходящие ходуном желваки и блеяние о чистоте человеческой расы. В конце разговора Наталья Николаевна спросила, не принимает ли он наркотики… Очевидно, это был последний вопрос, который она ему задала, – с этого момента Константин Самохвалов вычеркнул ее из списка своих доброжелателей.

«Наркотики?! – заорал он, ударив ладонью по торпеде. – Какие, блядь, наркотики, дура?! Ты с ума сошла?! О чем я тебе говорил целых полчаса?!»

На этом разговор и закончился. Почти. Потому что Наталья Николаевна тоже не сумела сдержать себя. Спокойно выслушивать оскорбления от какого-то недоделка было не в ее правилах даже при условии хорошей оплаты.

«Слушай меня сюда, идиот, – процедила она сквозь зубы, – я с тобой нянькаться больше не намерена. Тебе не пятнадцать, подтирать задницу некому. В твоем возрасте многие уже внуков в зоопарк водят. Либо ты раскрываешь глаза и включаешь мозги, либо тебя ждет близкий конец. Психиатрическая клиника и палата для буйных – самый щадящий вариант, если ты не перестанешь ныть и не начнешь жить. Понял меня? А теперь – пошел вон отсюда!».

Константин сделал несколько глубоких вздохов, пригладил рукой волосы, посмотрел в зеркало заднего вида и, коротко попрощавшись, покинул машину. Вышел спокойно – даже дверью не хлопнул, хотя Наталья Николаевна ожидала громкого завершающего аккорда.

Частично прослушав запись, она решила, что действительно больше ни за какие коврижки не возьмет на себя ответственность за Константина Самохвалова и его возможных будущих жертв. А в том, что жертвы последуют, она уже не сомневалась.

Но как отказать матери? Вот здесь – проблема.

Бизнесмен Алексей Семенов, безвозвратно потерявший свою «тойоту-камри», еле-еле выбрался из пьяного штопора. Он пил неделю, без зазрения совести нагрузив дела в своей коньячной компании на плечи вице-президентов, затем еще неделю приходил в себя после выпитого. Все это время он сам себе задавал вопрос: «Какого черта тебя так плющит?! Это всего лишь машина! Ты свою прежнюю тачку о дерево разбил сильнее! Это же-ле-зо!». Всякий раз он надеялся, что ответ его успокоит, но внутренний голос бубнил одно и то же, словно говорящий плюшевый медведь: «Ты видел глаза этой тетки? Ты видел, как она лежала на капоте? Ты в салон заглядывал после этого?! При чем тут вообще твоя машина?!»

С тех пор Семенов, разумеется, так и не сел за руль, хотя тачек у него хватало и без «тойоты». Он чувствовал себя так, словно сам раздавил кого-то на пешеходном переходе. Он пару раз пробовал сесть в кресло водителя в «ниссане» жены, но едва засовывал ключ в замок зажигания, как желудок скручивал жесточайший спазм. Перед глазами стояла жуткая картина: лобовое стекло разбито в мелкую крошку, а в салон тянутся окровавленные руки несчастной женщины.

«Сука, почему ты не сдохла в другом месте?!» – вопил он и выскакивал из машины.

… Однажды утром Семенов все-таки набрался мужества, привел себя в относительный порядок и вышел из квартиры с твердым намерением вернуться к плодотворной работе и служению обществу. Авось что-нибудь получится.

В лифте почувствовал неладное. Где-то на уровне шестого-пятого этажей в шахте раздался треск, словно кабина за что-то зацепилась. Лифт даже слегка притормозил, и у Семенова душа моментально сиганула из костюма в туфли: ему показалось, что механизм вот-вот остановится и ему придется опытным путем проверять наличие или отсутствие у себя клаустрофобии.

Впрочем, все обошлось. Кабина скрипнула пару раз и благополучно опустилась на первый этаж. Семенов вышел на улицу.

«Наверно, стоит пожаловаться в ЖЭК, пока кто-нибудь не застрял в этом гребаном лифте, – подумал он, щурясь на солнце. Затем посмотрел на часы. – Хм, нет, не успею. Без них проблем хватает».

Зря он не нашел пары минут, чтобы позвонить в управляющую компанию. Удалось бы предотвратить страшное. Но об этом я, Антон Данилов, узнал много позже из свидетельств очевидцев.

Как и все, о чем я вам рассказываю от третьего лица, собственно.

9

Признаться, отпустил я историю о странностях дома номер тринадцать по Тополиной улице на некоторое время. Точнее, не отпустил даже – я о ней забыл. Меня преследовали свои собственные призраки.

Призраки прошлого, да.

А ведь мне казалось, что жизнь устаканилась окончательно, даже с учетом предполагаемых изменений в личной жизни. Никто больше не будет дергать, терзать, пить кровь. Баба с возу – кобыле легче, без сомнения. Но вот она, баба, нарисовалась опять и, кажется, протягивает свои нежные щупальца к самому дорогому, что у меня есть.