Томка. Тополиная, 13

– Тамара, я, кажется, просил тебя по хорошему вчера!!!

Я оттолкнул ее. Грубовато. Томка отпрянула, сползла с меня, села на край кровати. Радостная улыбка покинула лицо. Из гостиной, что за двумя коридорами от моей спальни, доносился звук работающего телевизора. Нюша нежным голосочком извещала своих друзей Кроша и Ежика, что отправляется на променад.

Обычное и хорошее воскресное утро, и даже солнце лупит во всю свою мощь с востока. Вот только голова трещит и Томка обиделась. Я сел.

– Доча, – сказал примирительно, – не дуйся. Ты просто без предупреждения заскочила прямо на грудь… ну нельзя же так! Я же чуть не задохнулся.

Она все еще куксилась. Театрально? Я не мог разобрать, потому что она сидела на краю кровати, опустив голову. Впрочем, судя по углу наклона, обида носила мимолетный и ветреный характер, и дело лишь в цене искупления.

Я подполз к ней, обхватил за шею.

– А вот сейчас я эту козу маленькую привяжу за веревочку и поведу обниматься с папой!

Мы завалились на кровать. Стали бороться, кувыркаться. Боль, кажется, стала во сто крат сильнее и грозила разорвать голову на сотни осколков. Чертов коньяк! Чертов тринадцатый дом на Тополиной аллее! Чертова Марина!

– Кстати, как прошел день у мамы? – поинтересовался я, когда тучка раздора упорхнула в раскрытую форточку спальни. На самом деле мне не очень хотелось знать, чем развлекала мою дочь ее мамаша, дабы не разжигать в сердце новый очаг ревности (мне и старых вполне хватало), но так я хотя бы получил небольшую передышку и возможность поваляться в постели.

Томка легла рядом и принялась щебетать.

– Ты знаешь, пап, у мамочки такой большой дом! Я таких раньше не видела и даже не знала, как в них люди могут жить. Вот у нас тоже, наверно, большой…

– У нас четырехкомнатная квартира в восемьдесят квадратных метров, милая.

– Это много?

– Это наверняка меньше, чем у твоей мамы. Разве сама не видишь?

– Да, точно! Ну так вот, сначала она мне сделала экскурсию по двору, потому что там вокруг дома еще двор большой. Вот как у бабы Сони на даче вокруг домика тоже есть огороды всякие, морковка там, петрушка разная, вот это всё… Только у бабы нет бассейна, а у мамы есть – он маленький, но в нем можно поплавать. Правда, воды вчера не было, была трава зеленая и мусор на дне, потому что лето кончилось и плавать в нем уже поздно и холодно…

Слушая рассказ, я вспоминал наш визит в особняк Валуйского. Да, домик у него приличный, пусть и без вычурных излишеств, и немудрено, что он поразил мою маленькую впечатлительную принцессу, с рождения живущую в четырехкомнатной клетке, пусть тоже достаточной просторной, но все же коробке.

Впрочем, о чем это я? Все это ерунда, все это мелочи. Больше всего напрягал и возмущал моральный аспект: Томка провела день и ночь в доме человека, который, пусть и косвенно, был причастен к ее похищению в мае. Такие «яйца судьбы» меня категорически не устраивали.

– … И лужайка там такая зеленая-зеленая, и травка не такая, как у нас во дворе, а тоненькая такая, короткая, как будто ее специально подстригали.

– Да, Томыч, я понял, там красиво и здорово. – Я не хотел слушать дальше, поднялся с кровати, стал натягивать штаны.

– Мы с мамой гуляли по лесу, ходили на озеро, там же еще озеро рядом. Разговаривали, собирали шишки, я потом бросала хлеб чайкам – там такие голодные чайки, кидаются и хватают целыми кусками! Я им целых две булки скормила, так прикольно!

Я улыбался через силу.

– А о чем вы разговаривали, милая?

– Так, обо всем… – Небольшая заминка.

– О чем обо всем?

– Ну так, мама спрашивала, как у меня дела в садике, с кем я дружу, не обижает ли меня кто-нибудь. Про Олесю Петровну спрашивала…

– Что именно?

Тут ее личико озарила хитрая улыбка.

– Ну, она спрашивала, не спит ли Олеся Петровна в твоей кровати. – Дочь хихикнула. – Я сказала, что не видела. Зато рассказала, как мы ходили все вместе в ресторан.

Я вздохнул. Потрепал дочь по волосам.

– Счастье ты мое… Пойдем волосы хоть тебе приберем немного да позавтракаем. Давно встала?

– Давно.

По дороге на кухню я задавал себе вопрос: о чем говорили ожидавшие меня вечером на лавочке две непримиримые подруги. Получение ответа из первых уст обойдется недешево: придется объяснять Олесе, почему я пьянствую в ресторане с молоденькой преподавательницей вместо того, чтобы мурлыкать под боком у любимой женщины.

«Антоша, эдак ты скоро запутаешься».

Мы позавтракали кашей и бутербродами с колбасой. Я выпил кофе. Головная боль немного унялась, а после атаки двумя таблетками анальгина покинула совсем. Томка не стала засиживаться на кухне, допив чай, хотела уже удрать в кабинет.

– Посуду в раковину за собой!

Рассерженный рев в ответ, но просьба была выполнена. Тарелка и чашка с ложкой грохнулись в мойку.

– Какие планы на сегодня? – спросила дочь перед уходом. Я не успел ответить. Зазвонил мобильник.

– Сейчас узнаем, милая.

Звонила Таня. Бодренькая, свежая, как яблочко в росистой траве. Господи, где мои двадцать пять лет? Или сколько там ей?

– Привет! Ты живой?

– Едва-едва.

– Все обошлось вчера, надеюсь?