Томление

«Как ты можешь так говорить? — кричало все внутри Ирьи. — Необходимость? Ты для меня самый прекрасный и любимый в мире, — нет, я не вынесу этого, мне лучше уйти!»

Но он уже снимал с нее ночную рубашку, и она послушно вытянула руки вперед. Совсем как ребенок.

— Может, нам потушить свечи? — робко пролепетала она.

— Скоро мы потушим их. Ложись, друг мой. И ничего не бойся.

«Боже, какие у нее кривые ноги, — подумал про себя Таральд. — Теперь нет ничего удивительного в том, что она ходит так неуклюже! А тело ее совершенно бесформенное. Конечно, она хорошо понимает Кольгрима, ибо сама пережила все это в детстве.

Она плохо сложена… нет, это, пожалуй, неверно. Ее сделала такой болезнь. Былинка… Точно же ее прорвали!»

На мгновение и его охватил страх. А вдруг она родит такого же безобразного ребенка? Вдруг все эти старания напрасны?

Она одиноко лежала на постели, съежившись, будто желая спрятать свое уродливое тело. Таральд снял с себя рубашку и начал расстегивать ремень. И вот он ложится рядом с ней.

«Мне никогда в жизни не совершить этого, — в отчаянии думал он. — У меня к ней никакого желания, настолько она несимпатична».

И все же в ней была нежность и теплота, этого он не мог отрицать. Она дрожала как осиновый лист, хотя в комнате было тепло. Он никак не мог даже приласкать ее или поцеловать. Ведь они просто друзья. Глупее положения нельзя себе представить.

Ирья пыталась унять дрожь в своем теле, но ей никак это не удавалось. Она ощущала прикосновение Таральда к своей груди: это он, ее любимый, ее мечта, и он рядом, вместе с ней! Как же ей скрыть от него свое томление? Как ей подчинить свое собственное тело своей воле? Он приподнялся на локте.

«Что, если мне осмелиться положить руки ему на плечи? Я знаю так мало, я боюсь его, и он скоро поймет это.

Нет, это невыносимо! Все мое тело пылает, но он не должен знать о моих чувствах к нему, Боже, иначе я умру от стыда! Я не имею права обнаружить свои чувства, я должна оставаться холодной и рассудительной. Но вот мои руки обнимают его за шею, а я и не заметила этого».

Она лежала беспомощно и толком не могла даже обнять его и прижать к себе.

Таральд был удивлен тем, что сердце его забилось чаще. Бедняжка Ирья, ей ведь тоже нелегко, она старается изо всех сил, чтобы принять его, нежеланного.

«Мы должны сделать это, мы должны во что бы то ни стало», — и он постепенно начинал понимать, что обязательно сделает это. Он даже не ожидал, что будет готов к этому так быстро.

Он обнял Ирью. Губы ее уткнулись ему в шею, глаза ее были широко раскрыты. Я люблю тебя, я люблю тебя, но я не могу сказать тебе этого или показать свои чувства, ибо тогда ты почувствуешь ко мне отвращение.

Женщине всегда трудно почувствовать наслаждение, когда она заранее знает, что она нежеланна. Но Ирья была не в силах сдерживать себя дольше, тело ее больше не повиновалось ей. Ее ласки ускользнули из-под контроля, она не понимала больше, что она делает.

Она задохнулась, почувствовав, как он прижался к ней всем телом. Она горела как в огне, все ее существо устремилось к нему, ее любимому…

Но вслед за этим с ее губ слетел крик. Нет, нет, она не вынесет этого!

— Будь так добра, — умолял ее Таральд.

Но и он сам, владеющий собой, внезапно утратил контроль. Он был в смятении, он изумлялся своим чувствам, но уже не мог сдержать себя. С ней было трудно, ее бедра были по-девичьи узкими, но он никогда еще не переживал подобных чувств, которые теперь охватили его.

И когда он почувствовал, как обвивают его шею руки Ирьи, как ее губы прижимаются к его щеке, то он в опьянении нашел ее губы. Их поцелуй пронзил их обоих, и они слились.

Таральд опустился снова на кровать, рядом с ней. Он слышал, что она тихонько всхлипывает, и погладил ее по щеке.

Внезапно она умолкла. Он вопрошающе поднял голову.

— Если после этого не получится ребенка, тогда я уж не знаю, что можно сделать, — слабо улыбнулась она.

Он улыбнулся ей в ответ.

— Для надежности мы попробуем еще через пару дней, когда ты перестанешь меня бояться. А потом еще. И еще. Мне понравилось с тобой, Ирья!

Она счастливо вздохнула. Неужели с ней было лучше, чем с Суннивой? Она хотела задать этот вопрос, но не посмела.

— А ты захочешь еще испытать это? — улыбнулся он.

— Всегда, Таральд, — ответила она. — Когда и ты захочешь быть со мной.

Когда на следующее утро Лив вошла в комнату Кольгрима, то она по сияющему лицу Ирьи догадалась, что ее сын вел себя с женой как подобает.

— Я вижу, все было хорошо?

— О да! Он был так мил со мной, госпожа Лив. Он оставался в моей комнате до самого утра: он так быстро уснул на моей руке, что я не осмелилась будить его. Я так счастлива, мама!

Лив была тронута тем, что невестка назвала ее мамой.

А Ирья тем временем торопливо продолжала рассказывать:

— Я, конечно же, не сказала ему, как я люблю его, потому что сам он не задавал мне никаких вопросов. Ему было просто хорошо со мной, госпожа Лив, и он желал меня! Подумать только, Таральд желает меня! И он придет ко мне снова.

Лив улыбнулась и дружески сказала ей:

— Мне кажется, что он тоже влюблен в тебя.