Томление

— Если бы ты видела нашу первую брачную ночь, Сесилия! Нечто более нелепого нельзя и выдумать. Когда я благоговейно вошел к ней в комнату, она уставилась на меня так, будто я разбойник с большой дороги, и громко закричала. Когда я попытался объяснить, что мы теперь муж и жена, и должны быть вместе, то она выкрикнула мне в лицо: «Грязная свинья, убирайся прочь!» Я совершенно растерялся, ибо я ничего не знал о женщинах, и она была для меня единственной. А когда я робко заговорил о желании иметь детей, то она… да, она просто изменилась в лице. Она бросилась к окну, перевесилась наружу… Такое впечатление, что она решила покончить с собой… Я убежал из ее комнаты, я чувствовал себя последним негодяем и ничего не понимал. Она так много лет была моей мечтой, моей сладкой грезой. Но когда я был простым парнем, то она смотрела сквозь меня. Когда в те времена я пытался заговорить с ней, она не обращала на меня никакого внимания, как будто и не слышала меня. Но когда я получил здешний приход, став священником, то я тотчас же заметил, что мои шансы здорово увеличились. От своего отца она узнала, что меня ждет хорошее будущее, и вот тогда-то сдалась и ответила согласием на мое сватовство. Я был наверху блаженства. Но теперь мой мир рухнул. И это она, само совершенство, которую все боготворят…

— Но не моя семья, — вмешалась Сесилия. — Мы ее раскусили. Ее выдают глаза. Хотя я и предположить не могла, что она окажется до такой степени злой.

Внезапно священник начал раскаиваться в сказанном.

— Я сижу и осуждаю ее. А сам-то я не лучше. Я не справедлив к моей жене.

— Но это так ужасно жить вместе много лет и на самом деле не быть мужем и женой.

— Не думаешь ли ты, что я все еще испытываю к ней влечение? — спросил он удивленно. — Она все задушила во мне, я ее не выношу! Мне так не хватает…

Он в страхе замолчал.

— Что ты собирался сказать, Мартин? — мягко спросила Сесилия.

— Нет, ничего! Забудь об этом! — Он глубоко вздохнул. — Ты сама сказала мне, что пережила потрясение. Поговорим о тебе.

Сесилия сделалась печальной.

— Нет, мне слишком трудно говорить сейчас об этом. Мне было очень одиноко в Копенгагене, и у меня там появился хороший друг, который служил мне доброй поддержкой. Я была измучена тем, что ты так красиво называешь «томлением плоти». Но беда заключалась в том, что этот мужчина не нуждался в женщинах. Отчасти я была потрясена тем, что мне впервые открылось в людях, а отчасти — тем, что мой друг так глубоко ранил меня в самое сердце.

— Милое дитя! — с нежностью произнес Мартин и обнял ее. Но тотчас же он отдернул руки, как будто обжегся. Сесилия грустно смотрела в сторону.

Он наклонил голову.

— Почему, ну почему ты снова уезжаешь в Копенгаген, Сесилия? — прошептал он. — Почему мы больше не встретимся?

— Ты хочешь сказать, что не все твои мечты касаются Жюли? Что я тоже кое-что значу для тебя?

Мартин кивнул головой.

— Ты земная женщина, пышущая здоровьем, привлекательная. Перед тобой блекнут любые мои мечты о бесплотном ангеле. Сесилия, что мне делать? Все мое тело как в огне после всех этих долгих лет мучительного воздержания.

— Мне нужно уезжать через несколько дней, — сказала она.

— Да, я буду молить Бога, чтобы мы избежали новой встречи, — горько усмехнулся он.

— Я тоже.

Он с трудом улыбнулся.

— Приятно сознавать, что мы хотим одного и того же.

Дверь распахнулась, в комнату вошел Тарье. Сесилия и Мартин могли идти. И оба поспешили расстаться друг с другом.

Сесилия бежала домой с легким чувством. Ей было радостно сознавать, что она любима. И былая несчастная любовь начала бледнеть перед новым чувством.

12

Дома господина Мартиниуса ждали одни неприятности. Уже в прихожей он заслышал торопливые шаги жены, которая выбежала ему навстречу. Он увидел ее холодный взгляд, хотя та и пыталась скрыть свое настроение за слащавым голосом.

— Ты пришел так поздно. Почему ты так задержался сегодня?

Мартин ответил совершенно искренне:

— Нам нужно было перевезти больного в Линде-аллее.

Красивое лицо госпожи Жюли побагровело.

— Разве ты батрак какой-нибудь, чтобы таскать больных туда-сюда?

— Но ведь всякое может случиться, Жюли. Я предложил свою помощь. Там были еще Тарье и Сесилия.

Как приятно было произносить это последнее имя! У него потеплело на душе.

Жюли было невозможно провести. Невзирая на открытый взгляд мужа, она сразу же заподозрила соперниц. Она всегда недолюбливала этих зазнаек из Гростенсхольма и Линде-аллее. И даже презирала их. Их прохладное отношение к делам прихода, их явное неуважение к первой даме в приходе было для ее постоянным камнем преткновения.

— Вот как, Сесилия? Ты, наверное, имеешь в виду Сесилию Мейден? Эту бесстыдницу, которая притащила в церковь уродца, чтобы тот мешал совершать крещение младенца? Именно с ней ты был сегодня в Линде-аллее?

Мартин всегда тщательно и совестливо анализировал свое поведение. И он никогда ничего не скрывал.

— Да, это была она. Но ты несправедлива к ней, Жюли. Она очень славная девушка.

Ничего хуже он не мог придумать!