Томминокеры

– «Кто найдет добродетельную жену? – сбивчиво читал Гурингер. – Цена ее выше жемчугов; уверено в ней сердце мужа ее, и он не останется без прибытка; она воздает ему добром, а не злом, во все дни жизни своей. Добывает шерсть и…»

Тут чуткий объединенный слух горожан пронзила еще одна вспышка чужеродных мыслей:

(извини, я просто не мог сдержаться)

(что?)

(Господи, это же Уилинг! Как…)

«Голосов явно два, но мы слышим только один», – пронеслось в коллективном разуме, и взгляды присутствующих стали обращаться к Бобби. В Хейвене лишь один человек умел скрывать свои мысли, и как раз его-то здесь не было. «Два голоса. Тот, кого мы не слышим, – не твой ли дружок-пропойца?»

Андерсон резко вскочила с места и начала пробираться вдоль ряда, в ужасе понимая, что на нее все смотрят. Да еще и Гурингер, этот осел, запнулся снова.

– Прошу прощения, – бормотала Бобби. – Извините… Прошу прощения.

Наконец она вышла на паперть, а оттуда на улицу. Прочие – в том числе Бобби Тремейн, Ньют, Дик и Брайан Браун – потянулись следом. Никто из чужаков и не заметил этого, погрузившись в странную летаргию.

13

– Извини, я просто не мог сдержаться. – Батч Дуган захлопнул дверцу, достал носовой платок из заднего кармана и принялся вытирать рот. – Теперь уже лучше.

Эв кивнул.

– Объяснять ничего не буду. Некогда. Хочу, чтобы ты еще кое-что послушал.

– Что?

Хиллман щелчком включил автомобильный радиоприемник и покрутил ручку настройки. Дуган разинул рот. Такого количества радиостанций ему не приходилось слышать даже ночами, когда сигналы перебивали друг друга, сливаясь в буйную неразборчивую многоголосицу. Неразборчивую? Только не сейчас; тут каждая станция звучала ясно, точно колокольный звон.

Эв остановился на той, что передавала музыку в стиле кантри. «Джадз» как раз допели, а потом прозвучали позывные радиостанции. Батч не поверил своим ушам, когда услышал бойкие девичьи голоса в сопровождении скрипок и банджо: «Дабл-ю-дабл-ю-уиии-айййй!»

– Господи, это же Уилинг[104]! – воскликнул Дуган. – Как…

Эв щелкнул выключателем радио.

– А теперь я хочу, чтобы ты выслушал мою голову.

Батч уставился на него в полном недоумении. Такого бреда не говорили даже Алисе в Стране чудес.

– Черт побери, о чем ты?

– Не спорь, а попробуй. – Хиллман отвернулся от полицейского, подставив ему свой затылок. – У меня там, внутри, две стальных пластины. Сувенир с войны. Та, что сзади, – немного крупнее. Видишь место, где волосы не растут?

– Да, но…

– Времени нет! Приложи ухо к шраму и слушай!

Дуган повиновался, – и почувствовал, что совершенно теряет связь с реальностью. Затылок этого старика играл музыку – приглушенную, чуть дребезжащую, но вполне различимую. Это был Фрэнк Синатра, «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Батч не удержался и хохотнул. Потом рассмеялся. И вскоре уже ревел в голос, держась за бока. Оказаться в глуши с полоумным дедом, чью голову можно использовать вместо музыкальной шкатулки! Это почище музея Рипли «Верьте или проверьте!».

Батч хохотал, задыхался, рыдал, подвывал и…

Тут мозолистая ладонь старика ударила его по лицу.

Дугана отрезвила не столько боль, сколько потрясение от того, что его отшлепали, как мальчишку. Он заморгал, прижимая руку к щеке.

– Все началось недели за полторы до того, как я уехал из города, – мрачно промолвил Хиллман. – В голову стала врываться музыка. Приступы усиливались. Я должен был обратить внимание раньше, но не придал значения… А теперь еще хуже. Не только с этим – вообще хуже. Как видишь, некогда мне тут выслушивать бабские истерики. Обещаешь, что будешь в норме?

Дуган залился краской; она даже скрыла след оплеухи. «Бабские истерики»? Милое дело. А что? Сначала его стошнило, потом пробило на хохот, словно подростка. Старик не просто обошел Дугана по всем статьям, а пронесся пулей, как мимо стоячего.

– Обещаю, – выдавил из себя полицейский.

– Теперь-то ты веришь, что здесь происходят странности? Что Хейвен переменился?

– Ну да. Я… – Он сглотнул ком в горле и повторил: – Да.

– Отлично. – Хиллман вдавил педаль газа и с ревом вывел «чероки» снова на трассу. – Эта… штука… словно подменила всех местных жителей, Дуган. Кроме меня одного. У меня только музыка в голове заиграла, но это мелочи. Мысли-то я не читаю. И никаких идей на ум не приходит.

– Что значит «идей»? Каких идей?

– Разных. – Стрелка спидометра добралась до отметки «шестьдесят» и плавно начала от нее отрываться. – Загвоздка в том, что у меня нет доказательств. Ни одного. Ты ведь тоже считал меня сумасшедшим, верно?

Дуган кивнул, изо всех сил вцепившись в приборную панель перед собой. Его снова мутило. Слишком яркое солнце било в глаза сквозь лобовое стекло, стреляло бликами от хромированных деталей.

– Вот и репортер и сиделки решили так же. Но здесь, в лесу, что-то есть; я обязательно это найду, наделаю снимков, а потом, когда выберемся из этого логова, мы раструбим обо всем и, быть может, придумаем способ вернуть моего внука Дэвида, а может, и нет, но нам нужно остановить этот ужас, пока время не истекло. Я сказал «нужно»? Не просто «нужно», а позарез.