Томминокеры

Но ты же сам попросил ее сказать, что это звонит Гард!

Что ж. Вполне приемлемое объяснение.

Бобби в беде.

Почему ты так решил? Бобби сказала бы, что тебе мерещится невесть что. Ее телефон не отвечает? Да она просто могла уехать куда-нибудь на праздники, вот и все.

Да. Конечно. Она вполне могла уехать, например, к своей милой сестричке.

Но ему никак не удавалось отогнать от себя эту назойливую мысль: Бобби в беде.

Интуиция превратилась в уверенность. И чепуха это или нет, он должен убедиться сам.

— Наверное, призраки утащили ее, — вслух сказал он и затем рассмеялся — сухим, коротким смешком. Он сходит с ума — значит, все идет как надо.

7. ГАРДНЕР ПРИБЫВАЕТ

Шшшшшшшшшшшш…

Вот он наконец и добрался!

Было семь часов утра, когда Гард наконец прибыл к домику Бобби — или, как называли это место старожилы, — берлоге старого Гаррика. Он остановился перед калиткой, чтобы перевести дыхание. Без обуви, без денег — нелегко же было попасть сюда! Вот и почтовый ящик, и дверца его, как всегда, приоткрыта. Бобби и Джо Паульсон, почтальон, всегда оставляют ее приоткрытой, чтобы Питеру было удобнее открывать и закрывать его лапой. Вот асфальтированная стоянка. Пикап на месте, зачехленный на случай дождя. А вот и сам дом. Сквозь шторы из далекого окна пробивался свет. Здесь Бобби любит читать, свернувшись калачиком в кресле.

Кажется, все в порядке, кроме одной детали. Пять лет назад — даже три года — Питер сразу учуял бы любого пришедшего сюда и облаял. Но Питер постарел. Да и не он один.

Отсюда жилище Бобби напоминало пасторальную картинку из вестерна. От него веяло миром и спокойствием — тем, чего так не хватало в последние годы самому Гарду. Дом человека, живущего в мире с самим собой. Дом умной, достойной счастья женщины. Такой дом простоит века.

И в то же время что-то было не так.

Он стоял у калитки, как пришелец из темноты, (но я не пришелец, я — друг, ее друг, друг Бобби… разве не так?) и внезапно в нем возникло дикое, необъяснимое желание: исчезнуть отсюда. Просто удрать. Потому что он внезапно понял, что если войдет в дом, то проблемы Бобби станут его проблемами.

(Призраки, Гард, здесь призраки!) Он вздрогнул.

(вчера, сегодня и всегда, и там они, и тут, лишь ты заснешь — и к Бобби в дом все призраки придут, и я не знаю, как спасти) Хватит!

(ее от этих лап, поскольку у меня запой и сам я глуп и слаб) Он облизнул губы, пытаясь убедить себя, что они пересохли.

Беги отсюда, Гард! Здесь кровь даже на луне!

Где-то глубоко в груди шевелился страх, но он должен убедиться, что с Бобби, его единственным настоящим другом, все в порядке. Внешне все здесь выглядело мило и спокойно, но что-то, что пугает его… оно затаилось там, внутри. Затаилось и ждет. Что-то опасное, страшное, демоническое…

(призраки) Но что бы там ни пряталось, там была и Бобби. Он не может, пройдя такой длинный и тяжелый путь, струсить и убежать в последнюю минуту. Поэтому Гарднер, отбросив сомнения, открыл калитку и ступил на дорожку, ведущую к дому. Под ногами поскрипывал гравий.

Внезапно входная дверь слегка приоткрылась. Его сердце замерло в груди, и он подумал: Это один из них, один из призраков, он собирается выйти, схватить меня и съесть.

При этой мысли у него едва не подкосились ноги.

Силуэт в дверном проеме был тонким, слишком тонким для Бобби, которая всегда имела крепкую округлую фигуру. Но голос… здесь было невозможно ошибиться: это говорила Бобби Андерсон, и Гард слегка расслабился, потому что в ее голосе было больше страха, чем только что в самом Гарде.

— Кто это? Кто здесь?

— Это Гард, Бобби.

Наступила долгая пауза. Потом послышались осторожные шаги.

— Это действительно ты, Гард? — в голосе звучало изумление.

— Да. — И, идя к двери, он задал вопрос, который намеревался задать после своего неудачного самоубийства:

— Бобби, с тобой все в порядке?

Узнав ее голос, Гард все еще не мог отчетливо рассмотреть ее: солнце било прямо в газа. Он удивился, почему не появляется Питер.

— У меня все хорошо, — сказала Бобби, как будто она всегда выглядела такой болезненно истощенной, как будто в ее голове всегда звучал страх, когда кто-нибудь стучал к ней в дверь.

Она медленно спускалась по ступенькам. Только теперь Гарднер смог хорошо рассмотреть ее. И это зрелище до глубины души потрясло его.

Бобби улыбалась ему, радуясь его приезду. Джинсы болтались на ней, как и рубашка; на лице были следы грязи; глаза запали; волосы поседели и поредели; кожа пожелтела и истончилась. Вместо аккуратной прически на голове громоздилось нечто напоминающее воронье гнездо. Змейка на ее джинсах была полурасстегнута. От нее дурно пахло и… словом, это была она и не она.

Внезапно в памяти Гарднера всплыло фото Карен Карпентер, сделанное перед смертью от болезни, диагноз которой звучал как «нервная анорексия». На фотографии была изображена женщина уже мертвая, но все еще живая, женщина с оскаленными в улыбке зубами и сверкающими глазами. Именно так выглядела сейчас Бобби.