Томские трущобы

— Влопался! — внутренне бесился черкес, проклиная свою неосторожность, — как кур в ощип влопался! Выследили проклятые! Эх, надо бы мне тогда же из Томска уехать…

Они спустились по лестнице и стояли теперь на площадке, на которую выходили двери каталажных камер.

— Отворяй поживее! Чего ты копаешься, словно три дня не ел! — сердито проворчал один из конвоиров.

Обладатель взлохмаченной головы, видимо, не совсем проспавшись, долго возился над замком, прежде чем отворил дверь. Наконец, старания его увенчались успехом: замок был отперт, прибой снят и дверь, уныло скрипя ржавыми петлями, распахнула свою черную смрадную пасть.

— Ну, проходи, что-ли! — слегка толкнул Асана в плечо его строгий конвоир.

Асан нервно повел плечом от грубого прикосновения, весь выпрямился в одно мгновение и был готов достойным образом ответить на насилие, но сдержался и молча перешагнул через порог камеры.

Здесь было темно, душно и сильно пахло сыростью. Маленькое окошечко над дверью, запыленное и засиженное мухами, давало слабый мутный отблеск от лампы, которую полицейские зажгли на площадке…

Тяжелая дверь еще раз проскрипела петлями и крепко захлопнулась за арестованным.

Когда глаза Асана привыкли к полумраку, царящему в камере, он произвел тщательный осмотр последней. Ничего утешительного для себя заключенный увидеть не смог. Голые стены с сырыми пятнами в углах и с бесчисленными следами убитых клопов, грязные покатые нары во всю стену, в углу около дверей, неизменная «параша», — вот все, что встретил наш злополучный герой под «гостеприимной» кровлей полицейского участка.

Асан в волнении принялся расхаживать по камере, проклиная и себя, и судьбу, и все окружающее… Наконец, утомившись этим бесцельным хождением из угла в угол, он подошел к нарам, разостлал на них свое пальто и улегся, намереваясь уснуть.

Утро вечера мудренее! — уже спокойно думал он. — Что раньше смерти умирать! Авось, еще как-нибудь вывернусь! Да и с участка убежать немудрено. Эх, если бы можно было дать знать о себе атаману — наверняка выручил бы. Да как сделать это!

Асан повернулся на другой бок и подпер голову рукой.

— Как-то Сенька выпутался? Не иначе, что и его забрали. Вот тебе и съездил на родину! Эх, дурак, дурак…

Вскоре арестованный понял, что уснуть ему немедленно не придется.

Необходимая принадлежность всех каталажных камер — клопы, и здесь давали себя знать. Кроме того, из-за перегородки в общую камеру доносились какие-то неясные дикие звуки, какой-то прерывистый хрип.

— Пьяный должно быть какой-нибудь во сне мается, — подумал Асан, внимательно прислушиваясь к этим звукам, режущим нервы.

Асан с головой закутался в пальто и напрягал всю силу воли, чтобы уснуть поскорее. Глаза его уже смыкались и легкая дремота окутывала уже сознание, когда он услышал, что кто-то отворяет дверь в его камеру.

Асан откинул пальто и удивленно поднялся на локоть.

Дверь отворилась и на пороге ее показалась фигура того самого полицейского, который участвовал в поимке Асана.

— Вставай! Одевайся, пойдем наверх, — обратился он к Асану.

Страшная мысль промелькнула в голове молодого черкеса и заставила содрогнуться. — Бить будут! Иначе, зачем бы стали звать.

Ему вспомнились слышанные ранее рассказы о жестоких побоях, которым подвергались, будто бы, арестованные в полицейских участках. Глухая полночь, зловещая тишина камеры и мрачный вид городового, неподвижно стоявшего в дверях, как нельзя более гармонировал с этими воспоминаниями.

Коли бить будут — живым в руки не дамся! — решил Асан, выходя из камеры.

Когда они поднялись наверх, провожатый указал на дверь, над которой виднелась надпись: «Кабинет пристава» и сказал:

— Иди туда! Шапку-то сними…

Асан нерешительно взялся за ручку двери.

В кабинете, за письменным столом, сидел полицейский чиновник, в котором Асан, к крайнему своему удивлению узнал господина, пившего пиво в «Европе», за соседним столиком. Теперь тот иронически улыбался, заметив удивление Асана.

— Стань вот здесь, около стола… Да смотри, не вздумай шутить — видишь револьвер.

Асан встал на указанное место и молча кивнул головой.

— Слушай, парень. Много ли тебе денег досталось от того артельщика.

— Какого артельщика? Знать я ничего не знаю.

— Ну, ладно, ладно! А эти деньги, в бумажнике твоем.

— Собственные мои…

Допрашивающий выразительно свистнул.

— Полно, брат, дурака валять. Будем говорить лучше начистоту! Ты совсем из Томска собираешься уехать.

— На родину собрался.

— И паспорт чистый и все в порядке.

— Да, уж как водится.

— Гм, воля-то, парень, дороже денег… А как думаешь.

Смутная надежда зашевелилась в душе Асана. Он поспешил ответить утвердительно.

— Поезд в шесть утра отходит… Чай с ним бы поехал, если бы не арест.

— Ни минуты не стал бы ждать, ваше благородие.

— Гм, ну ступай себе!

Допрос был окончен, и Асан вышел из кабинета. В приемной, к его удивлению, не было ни души. Мысль о возможности побега молнией озарила мозг Асана. Он осторожно вышел в сени, и, никем не замеченный, прошел к наружной двери. Дверь эта была заперта. Еще один шаг и он будет на свободе.

39. Смерть Голубка