Франсуа Англер из еврейской семьи. Во время войны он пережил Холокост – сам остался цел, но его родные пострадали. Он был ребенком, когда нацисты вторглись в Бельгию, и спасся от облав лишь чудом. Он один из
Питер Хиггс совсем не такой. С 60‑х годов он принимает участие в маршах за мир и разоружение. Он убежденный активист, и политическая позиция нередко приводит его в ряды демонстрантов, требующих создания Палестинского государства. В 2004 году ему присудили премию Вольфа, престижную награду от одноименного израильского фонда, уступающую только Нобелевской премии. Он должен был присутствовать на церемонии вместе с Франсуа Англером и Робертом Браутом. Но протокол предполагал, что победители получают премию из рук Моше Кацава, бывшего в то время президентом Израиля, и Питер решительно отказался лететь в Иерусалим. В итоге в церемонии участвовали только бельгийцы Англер и Браут[14].
У Франсуа обширное семейство. Он сейчас в третьем браке, и его многочисленные дети и внуки рассеяны по всему миру. Питер же однолюб: у него была только одна жена, обожаемая им Джоди, американская писательница из города Эрбана, штат Иллинойс, работавшая вместе с ним в Эдинбургском университете[15]. Едва увидев, он влюбился в нее до беспамятства. У них все оказалось общим: картина мира, политическая страсть, гражданская позиция. Ему тогда едва исполнилось тридцать, и он работал день и ночь. Любимая жена заботилась о нем, помогала и ободряла. Они были идеальной парой и безумно любили друг друга. Смеялись, шутили, составляли планы на будущее, ссорились и мирились… Рождение первого сына пришлось на то самое время, когда опубликованная Питером статья начала привлекать внимание и его стали приглашать в самые престижные университеты для проведения семинаров и обсуждения полученных им результатов. Казалось, наступило время полного счастья. Но тут мало-помалу что‑то начало сыпаться. Появились первые признаки взаимного непонимания, чувство отчуждения, ощущение распадающегося очарования. Молодой физик справился со всеми мучившими его проблемами, опубликовал статью, которая войдет в историю, – но его молодая жена уже выбрала себе иной путь. И наступил разрыв. Бушевавшие эмоции, которые больше невозможно было сдерживать, погрузили этот блистательный ум в пучину депрессии. Молодой физик будет все чаще запираться у себя дома, откажется встречаться с друзьями, и его работа больше не даст каких‑либо значимых результатов.
Одним словом, Питера и Франсуа можно назвать антиподами. Вдобавок – скрывать это нет смысла – Франсуа всегда с некоторым раздражением реагировал на рассуждения о
Как только закончилась встреча с журналистами, мы прошли в кабинет за сценой, где нас ждали бутерброды и фрукты, чтобы мы могли быстро подкрепиться перед предстоящими заседаниями. И там, пока я сидел между Питером и Франсуа со своим сэндвичем, случилось нечто совершенно неожиданное. Эти двое начали говорить, обращаясь друг к другу через мою голову, словно делая меня молчаливым свидетелем их беседы. Мне показалось, будто меня подключили к чату, длящемуся уже почти пятьдесят лет. И я вдруг понял, что они раньше никогда толком не встречались – разве что на ходу и на людях, – и потому у них не было возможности просто поговорить и обсудить всякое разное: и то, как писались их статьи, и те сомнения, что обуревали обоих, и то, чего вообще они ожидали от своих открытий. Со стороны это выглядело так, словно они пытаются восстановить историю своих взаимоотношений, которая началась летом 1964‑го, когда их жизнь решительно переменилась. Конференция должна была вот-вот продолжиться, и нас уже звали в зал, но эти двое никак не желали прерывать разговор. Им надо было еще многое сказать друг другу.
Фермиевское взаимодействие
У истории этого бозона длинный, почти в столетие, пролог. Свое начало она берет, пожалуй, в первые годы ХХ века, в то поразительное время, когда важнейшие для развития науки события следовали одно за другим во все ускоряющемся ритме нарастающего