Тончайшее несовершенство, что порождает всё. Долгий путь частице Бога и Новая физика, которая изменит мир

Механизм запускается годом ранее, и начинается все со сбора номинаций кандидатов. Осенью некоторое число (год на год не приходится, но обычно их около тысячи) ученых с мировым именем получает письмо от Шведской академии наук. В нем предлагается до конца января выдвинуть одного или нескольких номинантов – в соответствии с приложенной инструкцией. В феврале этот длинный список начинает рассматривать небольшая группа ученых, назначенная Академией; им предстоит сократить его до нескольких имен. Решения, которые будут приняты, во многом зависят от мнений нобелевских лауреатов предыдущих лет, к которым члены этого маленького комитета обращаются за советами. Летом укороченный список основных претендентов бывает готов и начинается второй тур отбора: проведение конфиденциальных консультаций – с целью выяснения как окончательных точек зрения, так и имен тех, в отношении кого может быть использовано право вето. Эта фаза завершается формальным заседанием, на котором комитет излагает свое заключение. Такое заседание всегда назначается на начало октября, но теоретически (хотя этого никогда еще не было) может быть перенесено и на более поздний срок, если Академия вдруг не примет рекомендации комитета. Так или иначе, окончательное решение принимается на пленарном заседании Академии и сразу после этого обнародуется.

Осмотрительность Нобелевского комитета стала притчей во языцех: премию не дадут за результаты, которые не были многократно подтверждены, или за теории, которые не были проверены экспериментально. Именно поэтому Питеру Хиггсу и Франсуа Англеру пришлось ждать так долго. Но теперь всем было ясно, что их имена фигурируют в коротком списке фаворитов, хотя интрига, безусловно, сохранится до последней минуты. Прежде всего потому, что есть неформальное правило ротации областей знания, которые должны награждаться: физика частиц, астрофизика, физика твердого тела – с возможным включением каких‑то других ее разделов. Кроме того, надо всегда иметь в виду, что лауреатов не может быть больше трех. В действительности в завещании Альфреда Нобеля говорится о присуждении премии “тому человеку, который совершил важное открытие или сделал важное изобретение в области физики”[47], но с течением времени норма изменилась и стали награждать до трех лауреатов. Так что, помимо Хиггса и Англера, лауреатом мог стать и еще один ученый, работавший над теориями спонтанного нарушения электрослабой симметрии и ее механизмов.

Кое-кто даже допускал, что третья медаль может быть присуждена ЦЕРН. Правда, пришлось бы нарушить более чем столетнюю традицию, но ее ведь однажды уже нарушили, так почему бы не сделать это еще раз? Организация исследований пребывает в непрерывной эволюции, и должна же наконец Шведская королевская академия наук признать очевидный факт: если результат получен целой коллаборацией, в которой тысячи ученых, то выбрать для присуждения премии кого‑то одного очень сложно. И сейчас, возможно, самый подходящий случай, ибо открытие было сделано CMS и ATLAS благодаря высокой производительности LHC. Так почему бы не наградить премией всю эту международную организацию, сумевшую построить и скоординировать столь циклопическое предприятие?

В ЦЕРН многие поверили в реальность такой перспективы, а кое‑кто даже предпринял определенные шаги для оказания политического давления на наиболее известных членов Академии. Все эти маневры были неуклюжими, изначально обреченными на провал, но определенные надежды они, однако, породили.

8 октября 2013 года была среда, и мы все напряженно ожидали вестей. К 11 часам, когда должно было прозвучать вожделенное объявление, сотни наших сотрудников сгрудились вокруг экранов, подвешенных в разных частях лаборатории. Молодежь, как всегда, шутила: некоторые принесли с собой золотые шоколадные медальки, и одну такую мне даже повесили на шею, чтобы сделать фото. Как ни странно, сообщение о награжденных задерживалось, и поползли слухи, что это из‑за борьбы за третью медаль: мол, кто‑то предложил присудить ее ЦЕРН и началась перепалка. Наконец на экране показался спикер, и все смолкли; победителями стали Питер Хиггс и Франсуа Англер. Крики радости заполнили коридор, в потолок полетели пробки от шампанского, началось веселое празднование. Объявление меня не удивило: я знал, что так все и будет. Но когда спикер принялся читать мотивировочную часть, я разволновался: “…теория которых была подтверждена недавним открытием, совершенным в двух экспериментах на CMS и ATLAS, проведенных в ЦЕРН”. Когда я услышал эти слова о наших экспериментах, я понял, что сделанное нами вошло в историю.