Тонги

Моментами, покурив травки, Тонги готов был ринуться напропалую, и накрыть козочку на её же лужку. Однако опыт недавнего пребывания на зоне притормаживал; опять залететь туда да ещё со статусом насильника не прельщала никоим образом.

Тонги тихо удалялся в ванной комнате и сбрасывал напряжение в ручном режиме. Понимал, что позорное занятие, зато без лишних напрягов.

В начале осени Лена отбыла в Питер. Тони смиренно остался со своей анашой и отлаженным процессом саморелакса.

*

Как-то вечером… На дворе зарядил дождь, шакалы противно завыли в горах, стало зябко и неуютно. Погас свет. Так часто случается здесь в непогоду. Ладно; завтра на дежурство. Тонги зажёг керосиновую лампу и лёг. Угрелся быстро, но заснуть сразу не получилось. Вспомнилась Лена, ну и соответственно.

Вдруг(!): или звук (осенний гром?), или вспышка молнии, или просто колебание светового потока от лампы… Короче, Тонги почувствовал, что в комнате кто-то есть. Он повернул резко голову к двери и там, на колышащейся границе света и тьмы, он увидел фигуру. Обмер сразу: это была Лена! В мокром халатике, облепившем её тело. Тони попытался вскочить из кровати, но ноги запутались в одеяле. Он, наверное, очень комично со стороны, брякнулся, лбом приложившись к полу. Похоже, даже потерял сознание; от этого ли, или из-за того, что при общем сотрясении обстановки, упала и разбилась лампа, накатила полная темнота.

Картинка зависла. На секунды? На час? Включился свет, восстановили электроснабжение. Тонги открыл глаза, огляделся. Никого. Ошарашенный, не спеша встал, оделся.

Что же это было? Лена вернулась что ли? Он вышел на крыльцо. Дождь закончился, но всё было под горлышко наполнено влагой. Сырость пробирала до костей.

Тонги постоял, помял сигарету, но не закурил. Глянул на часы – пол-десятого. В доме соседей горел свет, значит – не спят. Схожу, поздороваюсь с шалуньей.

Пошел через улицу; образовавшиеся лужи не позволяли использовать короткий маршрут. Тони миновал входную калитку, оказавшуюся не запертой, подошёл к двери и постучал. Открыла Тётя Оля, не спросив даже: кто там? Молча впустила Тонги в дом. За столом сидел её муж Дядя Вася.

– У нас горе Антон. Нет уже Леночки. Позвонили из Питера, погибла сегодня. Несчастный случай. Как-то там упала в какой-то канал и утонула. Вытащили, но поздно. Садись, помянём.-

Тонги словно превратился в робота; автоматически выпил. Он ничего не понимал. Кто посетил его сегодня вечером?

Вернувшись к себе, ещё раз осмотрел свою берлогу. В том месте, где привиделся образ желанной девушки, на полу маленькая лужица. С крыши натекло? Или призрак явился?

Тонги не верил во всю эту потусветную муть, но поёжился. Он всё-таки лёг спать, в одежде, не выключая свет.

Наступило утро. Все события прошедшего вечера выглядели по-другому, не смешно, но и не пугающе. Лишь известие о трагическом событии с Еленой жгучей болью отдавало за грудиной.

*

Дежурство прошло тихо. Тонги отбарабанил ещё одно, подменив Лорика, сменщика и друга. Он рассказал ему о явлении, опустив естественно интимную прелюдию.

Однако Лорик, в глазах Тонги, – олицетворение дерзости, неожиданно стушевался.

– Залупи себе на носу: в дьявольские дела я не суюсь.-

Такой категоричности было веское обоснование. Состоялся весной тут норативчик. Иногда среди отдыхающих возникали споры на различные исторические, философские или религиозные темы. Лорик не раз становился участником таких коллоквиумов. Поскольку реальных академических знаний ему явно не доставало (неоконченное высшее), то брать приходилось различными вольными придумками.

В тот раз Лорика несло; историю религии трактовал напропалую. Суть непорочного зачатия святого младенца, Лорик, наблатыкавшись у санаторного медперсонала, отнёс к категории ЭКО. В смысле: чем не пример первого в упоминания об экстракорпоральном оплодотворении?

Далее прошёлся по житию самого Учителя. Мол, если он сын человеческий, то и страсти людские ему вовсе не чужды. И что же его библиобиографы?, описывая и трактуя каждое слово, скупо – то есть, вообще, никак – о половых ньюансах? Магдалина там проскользнула эпизодом, и то, в плане раскаяния. А в остальном! – толпа мужиков бродила по району туда-сюда и денно и ношно. Ели хлеб, пили вино; женского пола нет, переориентированы что-ли все? Информация по интимной части утаена.

Публика завозмущалась: богохульство! Как только язык не отсохнет?

– Да вот не отсохнет.– огрызался Лорик. – Он и дан человеку, чтобы перемалывать всякое непонятное. –

Бахвальство, однако, оказалось наказанным. На следующий день у Лерика, когда он пил минералку, лопнул бокал прямо во рту. Порезы нёба и языка были не глубокие, но не приятные. Недели три потом, Лорик говорил не чётко, словно олигофрен.

Вот и думай потом: кара ли? или случайность?

Раж всё-таки пригасил.

*