Тоня из Семеновки (сборник)

- Неужто так и нет у тебя никого? Ну никогошеньки?

- Почему нет? - Леля смутилась. - У меня Люся есть, подружка.

- Опять двадцать пять! Не о том я! Пойми ты... Леля! При чем тут твоя Люся?

Леля не знала, что у тети Паши чуть не сорвалось слово "дурочка", и Леля сказала:

- Ведь Люся очень хорошая. Мы с ней...

Может, чего-то она не понимает? Нет, почему не понимает? Она все прекрасно понимает!

- Тетя Паша, а мне хорошо!

А что она могла сказать? Им - и тете Паше, - может быть, непонятно, что ей нравится жить, так жить. Глупо же думать о том, что у нее сейчас будут папа и мама, которых нет, уже нет? И еще о том, как она жила, если бы они были? Это все равно что представить себя на месте Терешковой или давней ее, Лелиной, подружки по школе Люси Еремеевой, которая пять лет выступает в ансамбле Локтева и объездила весь мир? Да, нужно позвонить Люсе, совсем забыла...

А Сибирь? Она поехала бы в Сибирь. Когда-то на целину хотела, но сейчас - зачем куда-то ехать? И работой она довольна, и денег, пусть их немного, ей хватает, и по вечерам она приходит домой, в свою комнату, и читает до ночи. Зинаида Сидоровна не знает этого счастья - читать, и тетя Паша, а вот тетя Тоня - уборщица - много читает и разбирается. Она о книгах судит лучше ее, как настоящий писатель.

Дома у Лели в самом деле хорошо. Отдельная комната - четырнадцать метров. Говорят, что многие семейные не имеют такого. И все у нее чисто, прибрано. Ни соринки, ни пылинки. Папино и мамино она бережет особо...

К ней и Зинаида Сидоровна не раз заходила, и другие женщины забегали, а тут как-то и дядя Гриша не постеснялся, хотя и отказывался, но зашел все же.

Все одобряли ее жилье и порядок. А дяде Грише Леля поставила четвертинку "Старки", специально для него купленную, и он был доволен, взял бутылочку с собой, сказав:

- В гараже, как машину отгоню, раскрою. С ребятами... Дома у меня, сама знаешь, не выпьешь...

Дядя Гриша рассказывает только про себя и свой дом. Про жену свою Надю. Про Герку и Славку - это его ребята. Иногда про войну, на которой он был танкистом. Тогда люди часто сгорали в танках. А Славка у него опять двойку схватил по русскому письменному. Герка не такой, занимается. А этому одно - хоккей. Правда, летом еще и футбол. Тоже мне, как его, Ги-Молле или Биле нашелся!

Хорошо, что о другом дядя Гриша не говорит. И Лелю ни о чем не спрашивает. А ведь иногда такое можно спросить, что потом весь вечер думать будешь! И почему не влюблена до сих пор? И школу бросила? И комсомольский билет не обменяла?.. Кстати, надо сфотографироваться и обменять комсомольский билет. Сколько раз собиралась в фотографию, а не выбралась. Часы там, правда, неудобные, все когда она работает...

Леля любит дядю Гришу за все за это, и, когда она бежит с бельем по подъездам и появляется с бельем назад, он не торопит ее, не ворчит, если она задержалась на минутку, а такое случается, хотя она и понимает, сама торопится: ее ждут машина и дядя Гриша.

И вот Леля задержалась. Дольше обычного задержалась, прекрасно понимая это, отсчитывая каждую лишнюю минуту, и все равно она не могла поступить иначе. И когда выбежала из двести седьмой квартиры, опрометью летела по лестнице с четвертого этажа, и ей хотелось кричать от радости и извиняться одновременно перед дядей Гришей, потому что она ждала, что он ее обругает. И еще она думала, что если он будет ее ругать, то она скажет ему - и он все поймет.

Леля открыла дверцу машины, взмыленная и не похожая на себя, и дядя Гриша отложил на сиденье газету и спросил, как всегда:

- Тронулись?

Тогда Леля успокоилась, и стихла, и как бы пришла в обычное состояние свое. Она раскрыла записную книжку и назвала следующий адрес.

- Знаю, ты же мне говорила, - сказал дядя Гриша. - Между прочим, когда моя Надя...

Леля уже не слушала, что говорил дядя Гриша, потому что она знала заранее, о чем он.

Пока они выезжали из лабиринта двора, затем за ворота, на улицу и дальше по знакомому маршруту в следующие ворота и опять налево, направо, направо, налево, к очередному нужному подъезду, она все думала: что же произошло?

Минуту назад она готова была сказать, крикнуть дяде Грише: "А я..." Но она не сказала, и правильно не сказала, а что же все-таки произошло? Может, и ничего?

Спросила вдруг:

- Дядя Гриша, а сколько вам лет?

- Сто, - буркнул дядя Гриша. - А что ты спрашиваешь?

- Нет, в самом деле?

- Много, сорок четвертый разменял.

- А он молодой, - неожиданно сказала Леля.

- Кто "он"?

- Так, - спохватилась она. - Никто...

- Счастливый, - сказал дядя Гриша. - Еще хлебнет горя! Все впереди!

Нет, в самом деле, если думать спокойно, то ничего особенного.