Tonight You Belong To Me (СИ)

Алина прищурилась, но ничего не сказала. Несмотря на несколько месяцев в Малом Дворце среди гришей, она все равно плохо представляла возможности сердцебитов. Он и правда мог лишить ее голоса, или это всего лишь пустая угроза? Она не хотела это проверять.

Впрочем, ей не нужно было говорить, чтобы заставить его выйти из себя.

Алина приоткрыла рот и обвела языком контур его губ. Вместо того, чтобы оттолкнуть ее, Иван поймал ее язычок губами и скользнул по нему к ее рту, вбирая его в себя. Из груди девушки вырвался стон.

Он все еще держит ее за предплечья, не давая больше приблизиться к себе, и она бросает попытки вырваться. Вытягивает руки и проводит по его груди, пробираясь под красную кефту и сминая рубашку, вытягивая подол из-за пояса брюк, чтобы затем положить ладонь на обнаженный живот и почувствовать, как он напряжен.

Они все еще могли остановиться. Разойтись по разным углам комнаты и сделать вид, что ничего не было. Забыть об этом, как о страшном сне. Если бы они хотели.

Алина была уверена, что не хочет останавливаться, хотя и не могла трезво оценить последствия. А Иван? Она была готова ликовать, когда его хватка ослабла, и она смогла поддаться вперед и прижаться сквозь одежду к разгоряченному телу. Ей хотелось касаться его без преград. И похоже, их одежда мешала не ей одной.

Руки Ивана скользили по ее телу, пальцы застревали в многочисленных застежках и лентах. С глухим рычанием он сорвал с нее кефту — черную, с вышитым символом его хозяина — и позволил ей безвольным кульком упасть на пол. Следом туда же отправилась льняная блузка и брюки. Он подхватил ее под колени, поднял, прижимая к стене и вынуждая ее обхватить его за талию.

— Поаккуратнее, кровопускатель. — Алина намеренно использовала эту пренебрежительную кличку. Ей было нужно разозлить его, заставить сорваться с цепи. Хватит кланяться мне в ноги по приказу хозяина. Покажи, как сильно ты меня ненавидишь.

Они оба стонут, когда Иван толкается к ней. Так, что у нее кружится голова от напряженного члена, прижимающегося к ее промежности через ткань брюк. Так, что тело начинает мелко дрожать, желая большего. Так, что хочется кричать от несправедливости, что он все еще одет, когда она распахнута перед ним.

И она почти срывается на крик, когда он опускает голову, обхватывает губами сосок и кусает твердую вершинку. Без нежностей и заботы, грубо терзая ее. Алина извивается, вцепившись пальцами в его волосы, пытаясь отстраниться и одновременно с этим выгибаясь навстречу его рту. Боль и наслаждение смешались и поселились тугим комком внизу живота. Ей хотелось, чтобы это прекратилось. Ей хотелось, чтобы он не останавливался.

— Иван, — хнычет она, не в силах и двух слов связать. Иван ухмыляется, и Алина чувствует, как у нее закипает кровь. Руки чешутся врезать ему, стереть ухмылку с дурацкого, несправедливо симпатичного личика.

Алина кладет ладонь ему на шею и притягивает к себе, но не для поцелуя. Она зажимает зубами его нижнюю губу и сильно стискивает их, пока место укуса не начинает кровоточить. Алина слизывает горячую, соленую кровь, а когда она перестает идти, целует Ивана, глубоко, влажно.

Она не перестает извиваться, трется о его пах, заставляя сердцебита глухо стонать ей в рот. Под весом собственного тела она немного сползает вниз, руки Ивана крепче ее обхватывают и подбрасывают выше, не давая ей упасть. Из горла вырывается нервный смешок, когда Иван отталкивается от стены и несет ее к огромному столу в центре комнаты. Алина хочется запрокинуть голову и смеяться: Дарклинг отправил своего цепного пса следить за ней, докладывать о каждом ее шаге, и вот теперь они целуются, почти трахаются, и это все в нескольких метрах от спальни заклинателя Теней.

«Скажи, об этом ты тоже расскажешь своему хозяину? Доложишь ему, как трогал меня, целовал, кусал? И не где бы то, а в его святая святых, в месте, где только он царь и бог?»

Сердце останавливается, когда Иван склоняет голову и прижимается губами к ее шее, и тут же пускается галопом, когда сердцебит целует, посасывает нежную кожу, царапает кончиками зубов. На краю сознания мелькает мысль, что останется след — и тут же растворяется в ощущении пальцев, скользящих по складкам влагалища. Запоздало Алина понимает, что следует предупредить, сказать, что она невинна — но тут же приказывает себе молчать. В его глазах читалось желание навредить, заставить страдать, а признание превратится в козырь в его руках.

Поэтому она лишь крепче сжала губы и не потушила вызов в глазах, даже когда он грубым толчком ввел в нее один палец. Иван внимательно изучал ее лицо, отыскивая признаки боли или страха, но Алина упрямо подняла подбородок, не проронив ни звука. Ее глаза на мгновение прикрылись, когда он добавил второй и слегка раздвинул пальцы. Тихое шипение против воли вырвалось из горящих огнем легких.

Ей не нужно было смотреть, чтобы видеть торжество на его лице. Ни за что.