Тонкая красная линия

— Да пойми, что все убиты, — серьезно сказал Маккрон. — Как может быть все в порядке? — Однако он позволил увести себя за руку. Они с санитаром скрылись за второй складкой, метрах в ста позади, и это был последний раз, когда третья рота видела его, хотя некоторым позднее и довелось увидеть его угрюмое лицо в дивизионном госпитале.

Стейн вздохнул. Когда новый кризис миновал и были приняты меры, он мог снова обратить внимание на Теллу. Итальянец все еще издавал пронзительные, воющие крики, и казалось, что он никогда не замолчит. Если так будет продолжаться, все потеряют покой. На секунду Стейну представилась трагическая и романтическая картина, как он поднимает карабин и стреляет в голову умирающего человека. Такое можно видеть в кинофильмах и читать в книгах. Но это видение растаяло, так и не осуществившись. Не такой он человек, и знает, что никогда не сделает такого. Позади резервный взвод, прижавшись щеками к земле, растянувшись длинной цепью, с напряженными, невыразительными грязными лицами смотрел на него белыми, действующими на нервы глазами. Крики, казалось, раскалывают воздух, будто огромная циркулярная пила распиливает гигантские дубовые бревна, дробит на части позвоночник. Но Стейн не знал, что делать. Он не мог послать к Телле еще одного человека. Его охватывала невероятная буйная ярость при мысли о Маккроне, неспешно шагающем под огнем совершенно невредимым. Он раздраженно махнул Файфу рукой, требуя телефон, чтобы доложить подполковнику Толлу то, что не успел сделать из-за криков Теллы. Вдруг, когда он, нахмурившись, собрался сделать вызов, справа возникло, колыхаясь и ревя, какое-то большое зеленое тело — зеленый валуи, увенчанный маленьким камнем металлического цвета. Взяв земные дела в свои руки, это тело перевалило через гребень, изрыгая гортанным голосом непристойные ругательства. Прежде чем Стейн успел крикнуть одно слово — «Уэлш!», первый сержант уже бежал во всю прыть в низину.

Уэлш видел все перед собой необыкновенно четко и ясно: каменистый, редко покрытый травой склон, усеянный оспинками от мин и пуль; жаркое, яркое солнце и глубокое лазурное небо; невероятно белые облака над возвышающейся «головой Слона»; безмятежность желтого хребта перед ним. Он не знал, как ему пришло в голову пойти на это и зачем. Он был просто взбешен — взбешен мрачной, черной мучительной ненавистью ко всем и вся в этом треклятом, дерьмовом мире. Он ничего не чувствовал и бежал, не думая, с любопытством и безразличием, безучастно смотрел на облачка пыли, которые начали возникать вокруг. Взбешен, взбешен. На склоне лежали три тела: два мертвеца, один живой, который все еще кричал. Уэлш чувствовал себя обязанным прекратить крики, поступить иначе было просто непорядочным. Теперь повсюду вокруг появлялись облачка пыли. Грохот, весь день висевший в воздухе с переменной силой, теперь спустился к самой земле, и весь огонь был открыто направлен только на него. Уэлш продолжал бежать, подавляя желание захохотать. Он находился в каком-то странном экстазе. Он — мишень, единственная мишень. Наконец все открылось. Правда наконец вышла наружу. Он всегда это знал. Непрестанно выкрикивая во весь голос проклятия всему миру, Уэлш благополучно бежал вперед. Поймайте меня, если можете! Поймайте меня, если можете!

Он бежал, как положено, зигзагами. Если несчастный псих, вроде Маккрона, мог просто дойти шагом, то такой смышленый человек, как он, используя свои способности, может добраться туда и обратно. Однако когда он свалился рядом с искалеченным итальянцем, то сообразил, что не подумал о том, что будет делать, когда доберется до него. Он зашел в тупик и растерялся. А когда посмотрел на Теллу, то со смущением почувствовал прилив доброты. Мягко, все еще смущенный, Уэлш тронул его за плечо.

— Как дела, парень? — глупо крикнул он.

Не прерывая крика, Телла обвел кругом выпученными глазами, как обезумевшая лошадь, пока не увидел, кто перед ним. Он кричал не переставая.

— Успокойся! — крикнул Уэлш. — Я пришел тебе помочь. Уэлшу все казалось нереальным. Телла умирал; может быть, для Теллы это и было реальностью, но для Уэлша все было нереальным: внутренности с синими прожилками, мухи, окровавленные руки, кровь, медленно сочащаяся из другой, новой раны в груди при каждом вдохе — все это казалось Уэлшу не более реальным, чем кинофильм. Он — Джон Уэйн, а Телла — Джон Эйгар [5].

Наконец крик прекратился сам по себе — Телле стало трудно дышать; с каждым вдохом из отверстия в груди вытекало все больше крови. Когда он заговорил, звук был лишь на несколько децибелов ниже крика.

— К чертовой матери! — пропищал он. — Я умираю! Я умираю, сержант! Посмотрите на меня! Я весь развалился на части! Уходите от меня! Я умираю! — Он опять часто задышал, выталкивая кровь из груди.

— Ладно, — закричал Уэлш, — но, черт возьми, умирай не так шумно! — Теперь он начал моргать, и по спине пробегали мурашки всякий раз, когда в землю ударяла пуля.

— Как вы хотите мне помочь?

— Унесу тебя.