Тонкая красная линия

По мере того как Толл давал эти указания, лицо сержанта беспрерывно меняло выражение — чувство ужаса на нем сменилось успокоением, потом появилась нескрываемая радость, а под конец на нем даже появилась сдерживаемая улыбка. Еще бы! Вместо того чтобы мучиться тут вместе со всеми, корячиться на этой проклятой высоте и поминутно рисковать жизнью, ему предстояла легкая прогулка и спокойные часы на полковом КП, находящемся в относительной безопасности. И при этом надо было всего лишь время от времени надоедать полковнику. Тут самое главное было не перестараться, не вывести старика из себя. Однако в этом отношении Джеймс был спокоен — он действительно хорошо знал полкового командира, постоянно игравшего роль эдакого «добренького белого папочки», и был уверен, что сумеет воспользоваться этим.

— Тяжелую задачу задаете вы мне, сэр, — не преминул он, тем не менее, сказать Толлу, хотя при этом слегка ухмыльнулся. — Но я приложу все силы.

Толл молча поглядел ему вслед, потом повернулся к посыльным и сигнальщикам. Нужно было выбирать место для нового КП.

Что ж, для третьей роты он сделал все что мог. Пусть же теперь и они постараются для него.

А третья рота в общем-то и не нуждалась в этой заботе. Сейчас ей не нужен был даже Уитт, которого послал вдогонку подполковник. Зачем солдатам роты была эта информация о чужом успехе, когда они и сами добились успеха — вступили в бой с пулеметной засадой, прикрывавшей тропу в джунглях, и быстро разделались с ней. В засаде был станковый пулемет с расчетом из четырех человек, так что рота быстро навела порядок, потеряв при этом только одного солдата раненным. И теперь она могла спокойно двигаться дальше. Неизвестно почему, — потому ли, что сквозь спертый сырой воздух тропического леса до них все же дошли отзвуки успеха на высоте, потому ли, что они, пережив вчерашний день и став теперь ветеранами, почувствовали какой-то прилив сил и уверенность в себе и немного освободились от того оцепенения и страха, что сковывали их, — но только что-то в них изменилось, тело стало будто невесомым, чужим, за него было уже не так страшно, и теперь они брели по тропе не такие безразличные и подавленные, как прежде.

Разделавшись с японским пулеметом, рота спокойно двинулась дальше, оставив раненого солдата (он шел в головном дозоре и первым напоролся на противника) здесь же у тропы. Его это не пугало, он был даже вроде рад такому повороту и, когда через некоторое время Уитт напоролся на него, даже улыбался. Воды у него, конечно, не было, но здесь, под сводами густых деревьев, царила прохладная тень и было не так нестерпимо жарко, как на открытой местности, особенно на склоне холмов, на припеке. В сыроватой чащобе тропического леса их потерявшие влагу тела, казалось, впитывали в себя эту густую сырость испарений, всасывали ее через поры даже тогда, когда человек потел. Уитт сразу почувствовал это, как только углубился в джунгли, догоняя уходившую роту.

Он все еще ощущал какой-то подъем, который передался ему от подполковника Толла. Всю дорогу, шагая от их старой позиции у отрога высоты и до опушки леса, Уитт не переставая думал, до чего же отличными парнями оказались его товарищи по штурмовой группе, да и все остальные — подполковник, капитан Гэфф (хоть и офицер, а нос не дерет и с рядовыми, как с равными, разговаривает), Белл, Долл, Дейл, Верзила Кэш, Кекк (теперь уже мертвый), Тощий Калн. Сказать по правде, до нынешней встречи Уитт здорово недолюбливал подполковника Толла, считал его книжным стратегом и солдафоном, бумажной душой. Однако теперь он думал, что, пожалуй, все это время был неправ.

По мнению Уитта, главным мерилом офицера непременно должно быть одно — как он относится к солдатам, заботится о их нуждах или нет. Сегодня он убедился, что Толл заботится о солдатах. Уитту даже показалось сегодня, что и на других он стал глядеть по-иному, даже на Раскоряку Стейна и Уэлша, будто действия Толла и их сделали лучше. И вообще он как-то лучше теперь относился ко всей их роте. Потому и вызвался догонять их — а вдруг его опыт пригодится для дела, может быть, даже спасет кого-то.

Так он размышлял, пробираясь вдоль по склону холма в сторону джунглей, и, лишь добравшись до опушки леса, а потом отыскав тропу, вдруг почувствовал какое-то смутное беспокойство.