Тонкая красная линия

— Вот и порядок, — хохотнул, как обычно, Уэлш. — «Пурпурное сердце» теперь получишь. Радуйся.

— У, подонок, — обозлился Сторм. — Только посмей меня в списки не включить!

Успокоив их, Стейн объяснил всем свой замысел. Взвод должен перевалить вершину в колонне отделений. Как только они минуют перевал, надо будет сразу же взять левее и двигаться по склону вниз. В это время он передвинет пулемет с расчетом еще левее и таким образом прикроет их движение. Необходимо будет по ходу выявлять еще оставшиеся огневые точки противника, но ни в коем случае не задерживаться с ними и, самое главное, не допустить, чтобы кто-то из солдат подался в сторону японского лагеря — там двух взводов вполне достаточно, они все закончат, как надо.

— Учтите, что наша позиция уже почти в полном порядке, — добавил он быстро. — Дел тут осталось пустяк, немного подчистить — и все. А вот подполковника Толла со второй ротой, видно, здорово там прихватили. Вот и надо им отсюда помочь, с тыла по японцам ударить.

Он немного помолчал, потом спросил, есть ли вопросы. Вопросов не было, все только одобрительно покивали головами в ответ. Однако потом Сторм все же не утерпел:

— А как со мною, капитан? Когда в тыл отправят? — Все разом обернулись в его сторону. — Я в том смысле, что ранен ведь. — Он снова ухмыльнулся, потом поднял вверх руку, помахал ею. Все молча глядели на него.

— Насколько я понимаю, ты хотел бы прямо сейчас отправиться? — спросил Стейн.

— Так точно, сэр.

— Что ж, я не возражаю. Только вот как ты туда пойдешь? Как мы сюда шли, через джунгли? Или прямехонько вон туда, вниз по силону?

Сторм оторопело молчал, что-то прикидывая в уме. Наконец до него дошла ирония капитана.

— А-а. Вон вы про что. — Он молча поднял снова раненую руку, потряс ею в воздухе, потом поглядел на ранку. — Ясно, сэр. Все ясно. Стало быть, выходит, что надо подождать, пока не разгромим их позиции, те, что между нами и второй ротой, так?

Стейн ничего не ответил ему, только ухмыльнулся прямо в лицо. На лице Сторма тоже появилось что-то вроде улыбки.

— А я надеюсь, что не шлепнут меня в этой передряге. — Он произнес эту фразу своим типично техасским говорком, потом еще раз поглядел на ранку, помахал рукой. Крови так и не было, да и боли он тоже не ощущал. Только разве в этом дело? Кому какое дело, какая у него рана. Ранен, — значит, все. И должны же они ему хоть маленько посочувствовать. — Что-то мне кажется, — проворчал он вроде бы про себя, — что не так-то уж просто будет эту штучку оттуда вытащить. Не иначе операцию делать надо. А то ведь не ровен час…

— О'кей! — вмешался Стейн. — Итак, всем понятно, что и как надо делать? Значит, по местам.

Все разошлись молча, только Бек, явно подражая своему предшественнику, сержанту Кекку, попросил у ротного разрешения идти с первым отделением.

Они тронулись сразу нее, как только пулеметчики начали менять огневую позицию, быстро рассыпались по покрытому густой травой склону высоты, которая лишь вчера казалась им из долины такой крутой и неприступной. Отсюда хорошо была видна далеко внизу та каменная гряда, где они провели прошлую ночь.

Как бы ни казалось в начале, но на поверку дело получилось не таким уж сложным. Весь склон холма был, точно соты в улье, утыкан стрелковыми ячейками и пулеметными гнездами. Судя по всему, японское командование было намерено усиленно оборонять эту высоту, а если бы пришлось ее оставить, взять за это плату подороже. Однако дело повернулось совсем по-другому: услышав всю эту страшную стрельбу прямо у себя в тылу, японские солдаты, видимо, быстро сообразили, что все это может означать, и один за другим стали выскакивать из своих нор, сдаваясь в плен. Зрелище было поистине угнетающее — больные, изможденные, едва держащиеся на ногах солдаты стояли с поднятыми руками у своих убежищ, а в глазах у них неподвижно застыл животный страх. Молча и с полной безнадежностью они ждали своего конца от рук принимавших их капитуляцию солдат противника. Страх и ожидание были не напрасными — с теми, кто почему-либо забыл бросить оружие, тут же разделывались пулеметчики, а то и просто любители пострелять в беззащитных — таких ведь немало было в каждом взводе. Остальных, которых потом погнали вверх по склону, стоявшие там солдаты встречали пинками, зуботычинами, били прикладами. Правда, до убийства дело не доходило, за исключением, может быть, шести-семи случаев, когда кто-то из солдат не смог сдержаться. Да и с какой стати надо было сдерживаться? Кому охота, чтобы о нем подумали, будто он трус и жалеет япошек?