Этим источником оказалась старая оцинкованная банка из-под сухарей, накрытая марлей и установленная на солнечном припеке на поляне в близлежащих зарослях. Она была буквально вся облеплена мухами, и еще мириады их жужжали вокруг. Как и многие другие кадровики-профессионалы, Нилли до войны успел послужить на Филиппинах и Гавайских островах, где, как известно, рядовые, если их одолевала жажда, по своим финансовым возможностям могли рассчитывать только на местное пойло. Туземцы гнали его из перебродивших фруктов. Свои незаурядные познания в этой области Нилли и ухитрился использовать в местных условиях, украв где-то несколько больших банок консервированного компота, добавив туда дрожжей, сахара и воды и выставив на солнышко, чтобы забродило. Сержант из «комитета бдительности», выследивший его (им был Бек), вернулся в лагерь пьяным и сообщил своим дружкам, что пойла воняет хуже некуда, но пить можно и вроде бы изрядно шибает в голову. Никто не мог понять, с чего это вдруг Нилли Кумбсу понадобилось хранить свое производство в секрете. Просто, наверное, такой у него был скрытный характер. Но рота немедленно рванулась на заготовки — из кухонь, столовых, со складов все, кто мог, тащили оцинкованные коробки с сухарями и галетами и банки с компотом. Там этого добра хватало. Кажется, проблема была решена. К тому же у них в руках оказался такой источник спиртного, которому никогда не будет конца. В роте снова воцарился порядок, и по вечерам солдаты и сержанты спокойно сидели по палаткам, попивали самогон и посмеивались спьяну над всякими там воздушными налетами.
Первый лейтенант Джонни Криоу, разумеется, ничего не слыхал о том, что происходит в его подразделении. Не говоря уж об источнике. Никто ему и не собирался докладывать — люди умели хранить тайну.
Зато в других ротах новость распространилась с быстротой лесного пожара. Повсюду в лесу на солнечных полянках стали появляться как грибы все новые и новые большие банки с вонючим месивом, все больше людей проходило курс обучения нехитрому производству. Да и что тут было скрывать, ведь исходных материалов хватало на всех, конкуренция никому не угрожала.
В жизни так случается, что возникающая одновременно в разных местах какая-нибудь потребность приводит к одновременному появлению равнозначных открытий или нововведений. Появившаяся новинка немедленно распространяется по всем направлениям, будто круги от брошенного в воду камня, эти волны информации, идущие из одного центра, встречаются с волнами информации, оповещающими о другом подобном же событии, они как бы накладываются друг на друга, смешиваются, переплетаются, и вот уже новинка становится всеобщим достоянием. И всем приносит пользу. Когда где-то двое несчастных самогонщиков почти одновременно ослепли и свалились в параличе только потому, что пользовались для своего дела посудиной, способствовавшей свинцовому отравлению, остальные немедленно учли печальный опыт и переключились на деревянные бочонки и кадушки. Но отважной своей исследовательской деятельности не прекратили! К тому же оказалось, что если эти бочонки и кадушки после использования еще и не выскребать, то образующийся в результате на стенках слой жуткой кислятины помогает отбивать еще более тошнотворный сладковатый привкус от забродивших фруктов.
В это самое время великих открытий и потрясений в расположении третьей роты снова появилась знакомая личность — временно произведенный в рядовые первого класса Уитт из артиллерийской батареи. Он пришел попроситься обратно в свое родное подразделение, поскольку только недавно узнал, что Бэнд в роте больше не командует. В первую же ночь он мертвецки напился с дружками.
Лейтенант Джонни Криоу, разумеется, даже и слушать не пожелал об Уитте. И солдат так никогда и не узнал, кто тогда похлопотал за него, добившись согласия на его перевод в роту. Этим человеком был не кто иной, как лейтенант Калп, но прозвищу Футболист.
Когда Калп услышал, что Криоу отказывается принимать Уитта в роту, он немедленно отправился к нему в палатку, выгнал оттуда всех писарей и рассыльных, в том числе и Уэлда, и заявил Криоу:
— Знаешь, Джонни, я в этой роте служу побольше твоего и знаю народ так, как тебе и не снилось. Так вот, если ты собираешься когда-нибудь идти с ними в бой, упаси тебя боже отказать Уитту в праве на перевод.
Криоу весь сжался, съежился от этих слов, стиснул свои узкие губы, так что под длинным унылым носом его получилось что-то вроде щелочки, потом прошипел:
— Я же своими ушами слышал, как этот тип командиру угрожал…
— И плевать на это! — рявкнул Калп. — Подумаешь, дело! Я его даже не осуждаю. Ты же просто не желаешь понять этот народ. Надо было побывать с ними во всех передрягах, покрутиться, как я крутился. С тем же Уиттом. Ты поверь мне на слово — не возьмешь его в роту, большую глупость сделаешь. Может, из него со временем даже взводный сержант получится, вот увидишь…
— А я не желаю таких типов в роте иметь, — все еще пыжился Криоу, хотя и не так уже настойчиво, как вначале.
Калп взорвался: