Тонкая красная линия

Уэлш никогда не был в бою, но долго жил с людьми, которые воевали, и в значительной мере утратил веру в пафос войны и трепет перед ней. Годами он сидел со старыми ветеранами первой мировой войны и более молодыми солдатами, воевавшими в Китае, выпивал с ними и слушал их унылые пьяные рассказы о геройских делах. Он наблюдал, как с течением времени и с каждой новой попойкой эти рассказы обрастали новыми подробностями о новых подвигах, и мог прийти лишь к одному выводу: каждый старый ветеран на войне был героем. Уэлшу было непонятно, почему столько героев сумели выжить, а так много негероев погибли. Но каждый старый ветеран был героем. И если этому кто-то не верил, то ему стоило только расспросить ветеранов, а еще лучше напоить их, вот тогда и узнает, что среди них просто не было людей другого рода.

Одна из опасностей профессиональной военной службы заключается в том, что каждые двадцать лет, регулярно, как часы, та часть человечества, к которой вы принадлежите, независимо от политических взглядов и представлений о гуманности, оказывается вовлеченной в войну, и вам приходится участвовать в ней. Пожалуй, единственный выход из этой математически выверенной опасности — вступить в армию сразу после одной войны и надеяться, что к началу следующей вы будете слишком стары. Однако для этого нужно достигнуть определенного возраста точно в положенное время, а это случается редко. Можно также поступить в квартирмейстерскую службу или в какой-нибудь подобный род войск. Уэлш уже понимал все это, когда в 1930 году, как раз между войнами, в двадцатилетнем возрасте поступил в армию; тем не менее он рискнул и пошел служить не в квартирмейстерскую службу, а в пехоту. И остался в пехоте. Это тоже забавляло Уэлша.

Делая свой выбор, Уэлш считал, что избавился от невзгод депрессии в своей стране и перехитрил государство, и вот теперь, сегодня, 10 ноября 1942 года, он был готов начать расплачиваться за свою оплошность. Уэлш находил забавным и это.

Все забавляло Уэлша. По крайней мере, так он думал. Его забавляло то, что он остался в пехоте, хотя, если бы его спросили, он не смог бы членораздельно объяснить почему, только сказал бы, что это его забавляло. Его забавляла политика, забавляла религия, особенно забавляли идеалы и честность, но больше всего забавляли человеческие достоинства, и он не верил никаким высоким словам. Часто раздраженные друзья настойчиво требовали от него ответа, во что он все-таки верит; тогда он, как всегда точно, отвечал: «в собственность». Обычно это всех бесило, а Уэлшу нравилось бесить людей, но он отвечал так не только поэтому. Родившийся в благовоспитанной и зажиточной протестантской семье, он всю жизнь наблюдал принцип собственности в действии и не видел оснований менять свое мнение из-за какого-нибудь чувствительного гуманиста. Собственность в той или иной форме всегда была в конечном счете той силой, которая все приводит в движение, как бы люди ее ни называли. В этом он был твердо уверен. Тем не менее Уэлш сам никогда не старался приобрести собственность. Больше того, какая бы собственность ни попадала ему в руки, он спешил как можно скорее избавиться от нее. Собственность тоже забавляла Уэлша, как и поспешность, с какой он от нее избавлялся.

Уэлш услышал приближающиеся сзади шаги, а потом голос:

— Сержант, можно задать вам вопрос?

Похоже, что это был один из призывников: уж больно угодливый голос. Уэлш не пошевелился и не ответил, только поглядел на большие настенные часы. Прошло всего немногим больше минуты, и, конечно, этого было недостаточно. Уэлш оставался неподвижным. Немного погодя шаги удалились. Наконец, когда часы показали, что он стоит две минуты и тридцать секунд, ему это надоело, и он решил пойти подразнить своего писаря Файфа. Когда он направился к месту расположения командования роты, среди солдат раздался беззвучный вздох облегчения. Это не ускользнуло от внимания Уэлша, и он с удовольствием усмехнулся своей кривой, презрительной, безумной улыбкой.