Тонкая нить предназначения

– Вы ведь не местный? – продолжала Лика тем особым грудным голосом, который мог подчинить себе и обратить в свою веру кого угодно – хоть равнодушного, хоть закоренелого упрямца. «Ох, чертовка, умеет, когда надо, пустить в дело свои чары. И надо же, что такая сногсшибательная энергетика и сексуальность направлены совсем в другое русло», – невольно подумалось Олегу то ли с грустью, то ли, наоборот, с радостью. Лика – это тридцать три секрета и ловушки.

– Где вы остановились? – зачем-то спросила она после того, как парень утвердительно кивнул.

– В деревне у моей тети.

Молодой человек назвал улицу и имя своей родственницы, и Лика с ласковой улыбкой кивнула.

– Очень хорошо. Знаете что? Если вы не возражаете, я вас навещу. Поговорим об усадьбе. Идет? А сейчас у нас и правда много работы. Сожалею, что не можем пустить вас внутрь, но как я уже сказала…

Она развела руками, будто и правда сокрушалась, при этом многочисленные фенечки и браслеты на ее руках заколыхались-зазвенели, невольно привлекая к себе внимание.

– Приходите! Мы будем только рады. Когда вас ждать?

– Не могу сказать… Как, простите, вас зовут?

– Алексей.

– Алексей, – одобрительно кивнула Лика. – А вашу прелестную спутницу?

– Марина.

– Алексей и Марина. Вот что, дорогие мои, я обещаю, что заеду к вам, но когда именно – не знаю. Вечером или уже завтра. Все зависит от времени окончания работы и разрешения шефа. – Она насмешливо покосилась на Олега. Тот промолчал, выражая этим не столько согласие, сколько недоумение неожиданным обещанием Лики.

– Ну и что ты тут разыграла? – обратился он к ней после того, как нежеланный зевака удалился. – На кой тебе понадобилось напрашиваться к ним в гости?

– На той, Ягуар, на той… – медленно проговорила Лика, глядя с крыльца вслед удаляющейся паре. – Эта девочка… Как только я ее увидела, меня будто холодом обожгло. Таким, знаешь, арктическим, что на месте превращает в ледяную фигуру. Толкнешь – и, глядишь, упаду и разобьюсь на кучку мелких льдинок.

– Ты давай без поэтических сравнений, дорогая моя.

– А это не поэтические сравнения, Ягуарушка, а самая что ни на есть правда. Это то, что я почувствовала. Девчушка будто смертью помечена. И уже давно, надо сказать.

– Все мы смертью помечены, – хмыкнул Олег. – Бессмертных среди нас нет.

– Это другое, – недовольно поморщилась Лика. – Я пытаюсь тебе объяснить, а ты мне не даешь. Девушка уже давно будто умерла, но все еще живет, словно с кем-то обменялась судьбами и проживает чужую, не свою жизнь, понимаешь? Или, наоборот, может, ее время еще не пришло, но кто-то уже «заказал» ее, так сказать, досрочно.

– Загадки, одни загадки. Ясней не можешь выразиться? – проворчал Бойцов.

– А вот чтобы выразиться ясней, мне и нужно с ней пообщаться. Отвезешь меня сегодня вечерком в деревню?

– Лика, мы сюда не девичьи тайны разгадывать приехали! – возмутился мужчина. – Времени на это нет.

– А как знать, Ягуарушка, может быть, поездка к этой девушке – и не потеря времени, а, наоборот, один из ключиков. Думается мне, не зря она пришла к этому месту сейчас, когда мы здесь. Может, даже за помощью.

– Ну, ты завернула! Вот что, дорогая моя, – копируя ее интонации, с иронией парировал Олег. – Бери-ка регистрационный журнал и начинай его заполнять, раз тебе заняться нечем. Все же какая-то польза. Вот, кстати, и Матвей. Думаю, он тебе уже может что-то рассказать. Правда, Матвеюшка?

Вынырнувший из темного помещения парень с недоумением посмотрел на них обоих, щурясь от яркого солнца и усиленно моргая редкими белесыми ресницами, а затем расплылся в широкой щербатой улыбке:

– А как же, шеф!

1914, поместье Дарьино

Поверила ли Дарья рассказам своей нянюшки или нет – сложно сказать. Непросто сразу принять на веру такие тяжкие обвинения. Но зерно сомнений они заронили. Может, и не так все случилось, как люди шепчутся, но какая-то подоплека у этих разговоров была. Не бывает дыму без огня. Эти смутные сомнения так встревожили молодую женщину, что она даже слегла. Матрена ухаживала за ней, как в детстве, причитая и беспрестанно крестясь, а то принималась в порыве раскаяния винить себя:

– Ох, я и старая дура, развесила уши да распустила язык. А ну, как оклеветали порядочного человека, а я тебя зря растревожила.

– Матрена, не желаю тебя более слушать, – вяло пыталась пресечь эти скверные речи больная.