Тонкая нить (сборник)

Компьютерная мадонна плакала на моем плече. Вдруг встрепенулась: ключи! Достала из сумки, сунула мне в карман. Квартира отдана нам с Глебом в распоряженье. Мы туда вселили Тасю с кошками. Витька из Америки прислал им привет по халявной электронной почте.

Осень 2006

Я уничтожил их… упрямую Евгению Щебетову, седого графомана… архитектора горбатых мостов… безобразного подростка с алкашкой-матерью… падкую до армян блондиночку… пошли вослед чеченцу и обритым наскоро новобранцам… подружка забритых парней отправилась на свиданье с ними… и любитель йогуртов – ас Околелов…

Ты, маньяк компьютерный, даже не заметил, как я ходил перед взрывом с бегунком – увольнялся. Скажи, на работе висел мой портрет в траурной рамке? нет? то-то. Еще до Витькиного отъезда я получил лабораторию в фирме «Моторола». Здесь, в Москве. Буду ждать к себе Витьку. Ты мне без надобности. Сползай дальше в психболезнь. Я не при шлю тебе на сайт новых фоток всех наших. Вот они – у меня в компьютере. Витька в аудитории Принстонского университета. Зинаида Кирилловна с собакой Авкой. Наташка с Тасей на роликах. Женя с Глебом в Питере возле крытого моста с движущимся полотном – построено по проекту Глеба. Георгий Алексеич на книжной ярмарке, подписывает читателям свою книгу. Я в фирме на фоне еще не серийной компьютерной техники. Живи, не знай о нас, не садись снова нам на хвост.

Не вышло по Димычу. Человек предполагает, а Бог располагает. Вчера столкнулась с Артемом носом к носу. Несся колбасой к выходу из продуктового магазина на углу Жукова и Глаголева. Я как на грех входила, по пути из церкви на обрыве. Глеб жалеет: построенный два-три года назад дом ее скрыл. Ну вот, встретилась с киборгом глазами, невольно улыбнулась. Как там – в сени прямо побежала и царевну повстречала… тут ее тоска взяла, и царица умерла. Снаружи грохнул взрыв, стекла вылетели. Я как выскочила, глаза выпучила, но киборга было нигде не видать. Аннигилировался вчистую.

Теперь-то на моей бывшей работе и впрямь висел портрет в траурной рамке. Останки нашего лучшего друга все же нашли и идентифицировали. Витька написал рок-оду на смерть киборга и прислал мне на сайт вместе с музыкой. Нотную грамоту освоил там, в Америке. Запрашиваю его согласья убить злую программу. Ответ пришел – no problem. Будем надеяться, что такой монстр больше не родится. Мы собрались потусоваться у Жени с Глебом. Я исполнил импровизированный танец в память компьютерного сатаниста. Потом разошелся и почтил галантным поклоном Женин портрет, написанный Глебом. Клево намалевано. Глеб сказал – какой пластичный парень. Мог бы еще добавить, что у меня нерядовое чувство ритма. Сплясал им жигу, чтоб не сомневались.

А мы и не сомневались. Я всегда Глебу говорила (всегда – это чуть больше года), что Димычу надо в ансамбль «Оранжевая Ирландия». Рыжий, как апельсин. Мой портрет и правда клевый. Глазами похож на брата моего Руслана. Глеб согласен. Когда писал – мысль о нем витала в воздухе.

Дух чеченца переселился ко мне в новую квартиру. Прошел сквозь стены и витает в воздухе. Вздыхает по ночам, гнусавит молитвы. Я приволок из Останкина сверхчувствительную пленку. Явственно обозначилось – сидит в углу на корточках. Поначалу я дергался, потом привык. Моя локарнская нищенка. Пусть находится.

Зима 2006–2007

Ребяты в Америке чумовые – в каждой школе полисмен. Пришли к Витьке на день рожденья и давай тортами кидаться. Девка негритянка, зараза здоровенная – обеими ногами на пружинный матрац, и давай сигать, как в цирке. Дом несерьезный, пол ходуном ходит. Оба этажа наши. Того гляди от себя к себе же провалимся. Зимы как следует нет, а так – ни два ни полтора. Во сне снег вижу. Лошадь на центральной усадьбе у магазина стоит, в санки запряжена. Мужик ящики с водкой сгружает. Я рюкзак с хлебом на спину одела, а лыжи одевать не спешу. Корочку в кармане припасла. Губы у Каурки теплые, глаза слезятся. Глажу ей челку, пока дядя Ефрем не заругался.

Мать по-английски так и стрекочет. Я ей на компьютере немножко показал – пошло впрок. Делать сердешной тут нечего, работы нету. Сидит, играется. Евгении Леонидовне английскими буквами письма пишет. Шибко грамотная. Собаку на свалке подобрала, вымыла собачьим шампунем – целуется. Будто я ей вниманья не уделяю. Не собаке, а матери. Пусть не врет, что я к матери как к собаке отношусь.

Это я сама от лени разбаловалась. Витьке учиться не даю. Не вытерпел, устроил меня по старой памяти в столовую на раздачу. Весь университет на ноги поставил. У меня, говорит, мать тоскует. А то я тоски не видала. Я ее, сынок, столько видела, что не приведи Господь. Еда здесь вся ненастоящая. Гамбургеры как из опилок спрессованы. Витька ест, ему только подавай. Собака – та отказывается. Ее небось не проведешь.