Тонкая нить судьбы

Вечером, когда Угловатый собирался уходить, в кабинет тихо постучали.

– Кто там?

Никто не входил. Степан вышел из-за стола и вальяжно подошел к двери, открыл ее и не поверил своим глазам. В коридоре у его кабинета стояла девушка, которую он видел в квартире Ухтомского.

– Проходите, проходите, садитесь вот сюда. Я сяду напротив. Поговорить со мной хотите? – слащавым голосом заговорил Степан.

– Не узнал меня? Я тебя сразу узнала. Ты не изменился. Такой же омерзительный и наглый. Ожирел, правда, на государственных хлебах.

Девушка говорила злым, негодующим голосом.

– Неужели мамзель Софья? Те же глаза, что и у княгини, тот же волевой голос! – изумленно спросил Степан.

– Узнал?! Это хорошо.

– Княжна, а что вы вдруг сюда пожаловали? – услужливым голосом спросил оперуполномоченный.

– Угловатый, я пришла с тобой не любезничать. Скажи, где Алексей Ухтомский? За что его арестовали?

– Что, за дядю своего волнуешься? Похвально, княжна. – голос Степана был сладко-противным.

– Волнуюсь. Ты ответишь на мой вопрос? – жестко спросила Софья.

– Он арестован как враг народа.

– Враг народа?…Алексей – враг народа?…Ты, действительно, думаешь, что Ухтомский – враг народа? … А что он сделал против народа? – Софья почти кричала в лицо Угловатому – Нет, это не он враг народа, а ты – враг народа. Ты, и такие как ты уничтожаете страну. Захватили власть по-воровски, правите страной, оглядываясь назад, боясь всех и всего. – Софья говорила быстро, резко, прямо глядя в глаза Угловатому – Так ты мне объяснишь, за что арестовали Алексея?.

Угловатый сидел напротив Софьи с наглой, похотливой улыбкой. Его глаза замаслились, все тело стало упругим, налитым плотским желанием.

– За что арестовали, спрашиваете – дрожащим от еле сдерживаемого желания спросил Степан. – А ни за что. Так, для галочки. Не хватает для раппорта наверх. Разнарядка у нас на пять человек. Дядюшка ваш, Леонид Николаевич, помер, не сознавшись. В счет это не идет. Вместо него для планового количества пришлось арестовать его брата.

– Сволочь, какая же ты сволочь, Угловатый – Софью трясло от негодования – Что с ним будет?

– Снимем показания как надо, а потом на десять лет без права переписки. Угловатый придвигал свой стул все ближе к девушке. Софья чувствовала смрадное дыхание следователя, видела похотливое выражение его глаз. Стараясь не обращать внимание на притязания Угловатого, девушка спросила:

– Что значит без права переписки?

Оперуполномоченный встал со стула, сделал несколько шагов в сторону стола, посмотрел на Софью хищным взглядом и медленно произнес:

– Десять лет без права переписки… Удачное замена других слов…. Расстреляют Ухтомского, как врага народа… Он посягнул на самое святое, на жизнь товарища Сталина.

Софья побледнела, ей стало трудно дышать, перед глазами все поплыло, она была близка к обмороку.

«Расстреляют, Алексея расстреляют…» – эта новость убивала девушку. – «Этого нельзя допустить! Я этого не допущу! Что-то надо придумать. Что?»

Софья посмотрела на Угловатого, стоящего напротив, пожирающего ее масляными глазками и что-то говорящего.

– Ну, что, княжна, вы согласны? – донесся до девушки голос оперуполномоченного. Она стояла, ничего не понимая. Смысл слов оперуполномоченного остался за границами ее восприятия. Угловатый медленно стал приближаться к Софье. Он был похож на зверя, почуявшего богатую добычу, и боявшегося ее упустить. Через минуту девушка оказалась в лапах этого зверя в человеческом обличье. Потные, липкие руки Угловатого стали лихорадочно сновать по ее телу. Они сжимали ей грудь до боли, обнимали талию, прижимая ее к своему грубому, пахнущему потом телу, опускались все ниже, обхватили ягодицы, больно, с усилием сдавливая их. Добравшись до подола юбки, мерзкие руки оперуполномоченного задрали ее и полезли вверх, ощупывая бедра, живот, пока ладонь Угловатого не легла на лобок, а пальцы не обхватили промежность девушки. Все это время Софья стояла не шелохнувшись. Смрадный рот следователя шептал ей на ухо:

– Хочешь, я отпущу Ухтомского, отпущу, но сначала ты мне отдашься. Ты будешь моей. Только после этого я выполню то, что ты хочешь. Будешь моей, будет свобода Ухтомскому.

Софья кивнула головой, закрыла глаза и решила отдаться на милость жаждущего ее оперуполномоченного.

– Отпусти Алексея, отпусти – твердила девушка.

Угловатый дрожащим от нетерпения голосом прошипел ей в ухо:

– Не боись, сдержу свое слово, отпущу князька. … Отдайся мне…

Он поднял безвольное тело Софьи на руки, постоял так, раздумывая, где совершить желаемое. Потом опустил тело на пол и стал лихорадочно срывать с девушки платье. Когда она лежала перед ним обнаженная и беззащитная, Угловатый словно зверь прорычал, предвкушая удовольствие. Наспех сняв брюки он обнажил свой упругий член, готовый войти в девичье лоно… Софья лежала безучастная ко всему. Она почувствовала как потное тело следователя навалилось на нее, прижав к полу, и член мужчины, пронзил ее тело. Девушка вскрикнула от острой боли, закусила губы, чтобы невольно не закричать, и потеряла сознание.

Софья очнулась от того, что кто-то бил ее по щекам.

– Очнулась, княжна? Молодец. Мне понравилось. Красивое у тебя тело. А ты, оказывается, невинность для кого-то берегла? Да я сорвал твой цветок, ох и сладок он был! – Угловатый весь светился от удовольствия.

– Отпусти Алексея. – глухо потребовала Софья.

– Отпущу, раз обещал. К тому же я, наконец-то, отомстил твоей матушке, которая унизила меня перед всеми. Отомстил тем, что присвоил себе первенство мужчины ее дочери. – Угловатый засмеялся, оскалив желтые зубы. – Ладно, княжна, иди домой. Утром твой Алексей будет свободен. Я, хоть и мужик, но свое слово сдержу. Не боись.

Выйдя из здания, Софья поплелась, шатаясь, словно пьяная. Ее мутило. Пройдя метров двести, она почувствовала позывы к рвоте. Девушка присела на корточки возле какого-то здания, стараясь успокоиться. Благо было уже поздно, на улице никого. Никто не мог помешать ей общению с самой собой. Ей надо было разобраться в том, что случилось. Не проходила боль внизу живота. Одно грело ей душу сейчас.

«Алексей будет завтра дома. Он будет жив. Это самое главное. А я переживу свое унижение. Переживу.»

Софья заплакала, сначала тихо, потом плач перерос в рыдания. Постепенно девушка успокоилась. Домой идти не хотелось. Она брела по улицам города и старалась не думать о происшедшем. Она думала об Алексее. Вспомнила как первый раз увидела его будучи девочкой. Уже тогда она поняла, что Алексей будет единственным мужчиной в ее жизни. Но он полюбил сестру. Вначале Софья злилась на Полину, даже ненавидела ее. Но со временем смирилась с тем, что Алексей принадлежит сестре. Тем не менее любить Софья не переставала и надеяться на взаимность тоже. Ей хотелось что-то сделать для Алексея, чтобы он увидел ее другими глазами, восхищенными, благодарными и влюбленными. И девушка сделала это, она спасла своего любимого от верной смерти. Однако об этом никто не должен знать. Никто не должен знать, какую цену заплатила Софья за свободу Алексея.