Тонкая нить судьбы

– Мы шли долго по начинающим зеленеть полям, через березовую рощу, где нам встретилась лиса. Ее глаза, устремленные на нас, светились голодным блеском, очень неприятные глаза. Сонечка испугалась, прижалась ко мне и заплакала. Ее плач перешел в рыдания. Она как будто выплескивала наружу весь пережитый ужас. Постепенно девочка успокоилась и повалилась на сырую землю без сил. Я нашла более – менее сухое место под одной большой березой, подняла Сонечку на руки и просидела с ней, под этой березой пока она спала. Солнце неумолимо катилось вниз. Вскоре сумерки опустились на рощицу. Я еле различала деревья. Соня все спала. Будить ее я боялась. Постепенно в забытье ушла и я. Очнулась от того, что меня кто-то сильно тормошит. Это была пожилая монашенка. Оказывается, мы совсем немного не дошли до монастыря, что в Звенигороде был. Монашенка довела нас до монастыря и нас приютили там. В монастыре мы прожили чуть больше года, пока он не был закрыт. Всех живущих в монастыре после его закрытия стали регистрировать в Звенигородском Совете. Вот тогда я и записала себя и Сонечку на фамилию Хулева. – Полина замолчала.

– А что было дальше? – с волнением в голосе спросила Лидочка. – Не думала, Поля, что вам с Соней пришлось столько пережить. Рассказывай, как вы жили?

Полина посмотрела на всех сидящих, с интересом глядящих на нее, вздохнула и стала повествовать дальше.

– В Звенигороде мне удалось устроиться корректором в тамошнюю типографию. Грамотных людей ведь было мало. Директором типографии был очень милый старичок, который служил там со времен царя Гороха. Очень забавный. Умел ладить со всеми. Мы с Соней блуждали по городу в поисках приюта. Около одного здания на мостовой я увидела газету, подняла ее и стала читать, думая, что смогу натолкнуться на нужное объявление. Тут из подъезда выбегает старичок и прямо ко мне.

– Читать умеешь! И писать тоже? – спрашивает.

Я в удивлении киваю головой. Тогда он схватил меня за руку и воскликнул:

– Слава Богу! Будешь работать корректором в моей типографии. А заодно покажу, как текст набирать. Тут большевики загрузили работой. Подавай им прокламации да агитации. А жить с сестрой будешь у меня. Дом большой, выделю вам комнату.

Так у меня появилась работа и жилье. В типографии я проработала до двадцать пятого года. Сонечка в школу пошла. А потом старичок умер. Его дом отошел к его сыну с семьей. Нас выгнали. Типографию возглавил кто-то из рабочих-крестьян. Меня, как выходца из враждебного класса, выгнали. Я решила ехать в Москву. Благо, скопила некоторую сумму, которая потихоньку таяла. К нашей с тобой встречи, Алешенька, мы с Соней были уже без жилья и денег. Стыдно сказать, Сонечка несколько раз просила милостыню на Октябрьском вокзале в Москве. Никогда себя за это не прощу. Москва не приняла нас. …

Полина замолчала, раздумывая над следующими словами своего рассказа. Потом, видимо, решила закончить свое повествование. Ее голос зазвучал более мажорно.

– В конце концов, я решила поехать в Ленинград. И мое предчувствие прекрасного нового не обмануло. Мы с Сонечкой встретили тебя, Алешенька, и жизнь наша повернулась к нам лицом. Мы, образно говоря, наконец-то сели в нужный поезд и сошли на нужной остановке. Я всю жизнь буду благодарить судьбу, Бога, провидение, назовите, как хотите, за то, что в нашем поезде сидел Алеша.

Лицо Полины просветлело, щеки порозовели, глаза заискрились. Она поддернула плечами и вздохнула глубоко и спокойно, как будто освободилась от многолетнего груза, давившего ее.

– А давайте чай пить с пирогом. Я знаю чудный рецепт пирога, который можно приготовить за полчаса. Я сейчас его приготовлю.

Глава 20

Сестры Томи находились в Петербурге почти неделю. Каждый день был заполнен изучением новых документов, найденных в анналах архивов Надеждой и Аленой. Как-то вечером Надежда вернулась с туго набитой компьютерной сумкой. Лицо ее светилось тем огнем радости, который обычен для людей творческих в предвкушении открытия.

– Дарья, Джейн, вы дома? – с порога крикнула девушка. – Я нашла, нашла кое-что, да нет, не кое-что, а что-то значительное, важное, недостающее в нашей цепочке.! – голос Нади был импульсивно-интригующим.

Сестры разом выбежали в прихожую, где Надежда заканчивала раздеваться. Их глаза горели восторженным удивлением.

– Надя, что тогда копаешься здесь, быстро в комнату, нет, давай на кухню. Дарья эклеры приготовила к чаю, да и чай сейчас вскипит. Подкрепимся сначала, а то мы не ужинали еще, тебя ждали. А ты нам расскажешь, что нашла, пока чай будем пить. Идет? – быстро проговорила Джейн.

– Идет, я тоже голодная. – моментально ответила Надя.

– Я была у мамы. Вы ведь знаете, что моя мама и Анастасия Хулева дружили. Так вот мама мне многое рассказала и показала ряд фотографий и документов, относящихся к их детским и юношеским годам. Получается очень интересная картина. – Надежда ела и говорила одновременно, будто боялась, что не успеет все рассказать.

– Надя, не тараторь. Прожуй сначала, а то мы не все понимаем, что ты говоришь – заметила Джейн.