Тонкий человек

– Твоя подружка Мими желает с тобой поговорить.

Я подошел к телефону.

– Привет, Мими.

– Я ужасно сожалею, что была так груба в тот вечер, Ник, но я страшно расстроилась и, потеряв контроль над собой, выставила себя такой дурой. Пожалуйста, прости меня. – Она проговорила все это очень быстро, словно стараясь как можно скорее покончить с извинениями.

– Ничего, – сказал я.

Едва дав мне произнести эти три слога, она уже вновь говорила, однако на сей раз не так спешно и более откровенно:

– Могу я тебя увидеть, Ник? Случилось что-то ужасное, что-то... Я не знаю, что делать, к кому обратиться.

– А в чем дело?

– Не могу говорить об этом по телефону, но ты должен сказать мне, как быть. Мне необходимо положиться на чей-нибудь совет. Не мог бы ты приехать?

– Прямо сейчас?

– Да. Пожалуйста.

– Хорошо, – сказал я и вернулся в гостиную. – Поеду повидаюсь с Мими. Она говорит, что попала в переделку, и ей нужна помощь.

– Будь предельно осторожен, – рассмеялась Нора. – Она перед тобой извинилась? Передо мной извинилась.

– Да, выпалила все на одном дыхании. Дороти дома или до сих пор у тетушки Элис?

– По словам Гилберта, до сих пор у тетушки Элис. Долго ты там будешь?

– Не дольше, чем необходимо. Скорее всего, полиция сцапала Йоргенсена, и Мими хочет знать, могу ли я помочь.

– Они могут что-нибудь с ним сделать? Я имею в виду, если он не убивал Джулию Вулф.

– Наверное, можно припомнить, выдвинутые против него старые обвинения – угрозы по почте, попытка вымогательства. – Оторвавшись от виски, я задал себе и Норе вопрос: – Интересно, знают ли друг друга Йоргенсен и Нанхейм? – Я поразмыслил немного, однако не нашел ничего, что могло бы превратить это предположение в нечто большее, нежели простая вероятность. – Ну что ж, я поехал.

XVIII

Мими встретила меня с распростертыми объятиями.

– Это было невероятно, невероятно мило с твоей стороны – простить меня, Ник, но ты ведь всегда был невероятно милым. Ума не приложу, что на меня нашло в понедельник вечером.

– Забудем об этом, – сказал я.

Лицо ее было несколько розовее обычного и выглядело моложе из-за того, что мышцы лица были напряжены. Голубые глаза ярко сияли. Руки ее, лежавшие на моих руках, были холодны. Она была сильно взволнована, но я не мог определить, какого рода волнение ее обуревало.

Мими сказала:

– Со стороны твоей жены также было невероятно мило...

– Забудем об этом.

– Ник, что могут сделать за сокрытие улик, доказывающих причастность другого человека к убийству?

– Если захотят, могут обвинить в их укрывательстве – на юридическом языке это называется не обещанное заранее укрывательство следов преступления.

– Даже если ты добровольно изменишь решение и предоставишь им улики?

– Все равно могут. Хотя обычно они этого не делают.

Она оглянулась по сторонам, словно пытаясь удостовериться, что в комнате больше никого нет, и сказала:

– Джулию убил Клайд. Я нашла вещественное доказательство и спрятала его. Что со мной сделают?

– Может, и ничего, просто устроят тебе головомойку – если ты передашь вещественное доказательство полиции. Он был когда-то твоим мужем: вы – достаточно близкие друг другу люди, и вряд ли найдется суд, который станет вменять тебе в вину попытку покрыть его – если только, конечно, у судей не будет причин подозревать, что ты руководствовалась иными соображениями.

Холодно и надменно она спросила:

– У тебя есть подобные подозрения?

– Не знаю, – сказал я. – Я склонен думать, что ты хотела использовать это доказательство вины Уайнанта чтобы, как только вы с ним увидитесь выжать из него денег, однако сейчас появились какие-то новые обстоятельства, заставившие тебя изменить решение.

Она согнула пальцы правой руки так, что ладонь ее стала напоминать когтистую лапу, и замахнулась, целясь острыми ногтями мне в лицо. Губы ее были подобраны, обнажая оскал плотно сжатых зубов.

Я поймал ее руку.

– В последнее время женщины стали грубее, – сказал я, стараясь придать своему голосу оттенок грусти. – Я только что расстался с дамочкой, которая швырнула одному парнишке в голову сковороду.

Она засмеялась, однако выражение ее глаз не изменилось.

– Ты всегда подозреваешь меня в самом плохом, не так ли?

Я отпустил ее руку, и она потерла то место, где оставили следы мои пальцы.

– Кто та женщина, которая бросила сковороду? – спросила она. – Я ее знаю?

– Это сделала не Нора, если ты имела в виду ее. Полиция еще не арестовала Виктора-Кристиана Розуотера-Йоргенсена?

– Что?

Я поверил в ее замешательство, хотя и ее реакция и тот факт, что я в нее поверил, удивили меня.

– Йоргенсен – это Розуотер, – сказал я. – Ты ведь помнишь его. Я думал, тебе известно.

– Ты имеешь в виду того ужасного человека, который...

– Да.

– Я не верю. – Мими встала; пальцы ее подергивались. – Не верю, не верю. – Лицо ее побелело от страха искаженный голос звучал неестественно, словно голос чревовещателя. – Я не верю.

– Ну, тогда все в порядке, – сказал я.

Мими не слушала меня. Повернувшись ко мне спиной, она подошла к окну и стояла там, не оборачиваясь. Я сказал: