Тонкий лёд

Имелась в Кольберне еще одна больница, там тоже лечились простые люди, однако за нахождение в ней приходилось платить, а народная больница содержалась на средства диарата. Сынов Покровительницы там было даже больше, чем врачей. Врачи, пользовавшие больных, получали небольшие деньги и, чаще всего это были доктора, которые имели свои практики, а в народной больнице они подрабатывали, проводя исследования. Материала здесь было много, как, по словам его сиятельства, отозвался один популярный в Кольберне врач. Кажется, сильно бедствующие люди даже добровольно соглашались на то, чтобы после смерти их тела был использованы врачами для их научной деятельности. Впрочем, безвестных покойников здесь так же хватало, потому что обращались в народную больницу совсем уж беднота, или нищие и бродяги, которые приходили в больницу умирать, рассчитывая напоследок получить миску горячей похлебки и услышать молитвы сынов Матери Покровительницы по своей отлетающей душе. Все-таки не сточная канава или чей-то забор, откуда мертвеца закинут в скорбную телегу и свалят в общую могилу под бормотания монаха. Таких покойников никто не знал и не помнил. В народной же больнице мертвых обмывали и сжигали, а урну с прахом хоронили на больничном кладбище. Имя записывали, как записывали и место захоронения, потому родные, если такие однажды найдутся, могли получить точные сведения о судьбе родственника, навестить его могилу и оплакать.

— Дорогие дамы, — обратился к нам его сиятельство, — будьте стойки. Опасаюсь, нас ожидает скорбная картина. Если кто-то пожелает остаться в карете, никто ее не осудит.

Дамы, включая меня, оставаться в экипаже отказались. Если уж мы решили принять участие в судьбе этих несчастных, то прятаться от действительности было бы некрасиво и лицемерно. Диар склонил голову, принимая нашу решимость, и мы направились к обшарпанным дверям больницы для бедных. Впрочем, входили, по крайней мере я, все-таки с душевным трепетом. Народная больница воспринималась, как место скорби и обреченности. Отчего-то ожидалось, что прямо с порога нас встретит смрадный запах, мертвые тела и заунывное пение сынов Покровительницы.

Однако ничего подобного я не увидела. Безусловно, серое снаружи здание оказалось мрачноватым и изнутри, но пахло здесь сыростью, а не мертвечиной. Да и монах, вышедший нам навстречу, улыбнулся легко и даже как-то радостно. Узнав о цели нашего визита, он стал серьезен.

— Это очень хорошо, что сам диар и его супруга заинтересовались судьбой несчастных, которые лежат в этих стенах, — сказал брат Лассар, как представился нам сей достойный сын нашей Богини. — Мы стараемся облегчить их последние страдания, как можем, но видеть исцеление всегда радостно.

— У больницы есть нужды, — уверенно произнес его сиятельство.

— Их немало, — согласился брат Лассар.

— Проведите нас, мы хотим видеть полную картину, — велел Аристан.

— Прошу, — монах сделал приглашающий жест, и мы последовали за ним.

Неприятного гнилостного запаха мы не обнаружили и в палатах. Тех, кто приходил сюда, прежде всего отправляли мыться, после выдавали казенную одежду — сероватую рубаху и штаны. Конечно, эти пижамы видели не одного пациента. С умерших казенное белье снимали, стирали и выдавали новому больному, но удрученным этим фактом никто не выглядел. Впрочем, пациенты народной больницы отличались цинизмом и отсутствием особой чувствительности душ.

На нас смотрели с любопытством, кто-то даже позволил себе кривую усмешку, но один непроницаемый взгляд его сиятельства в сторону насмешника, и тот сделал вид, что спит. Брат Лассар покачал головой, глядя на пациента, и мы прошли дальше. Стоит заметить, что палаты, где лежали больные, были большими и, в следствии этого, зимой протапливались плохо.

— Холод — наш бич, — со вздохом произнес наш сопровождающий. — Провизии нам хватает. Питаются наши пациенты скудно, но свою миску получает каждый. Лекарства, если заканчиваются выделенные деньги, мы закупаем на пожертвования. Нам есть чем обрабатывать нарывы и язвы, но хороших лекарств, чтобы исцелять тяжелые болезни, мы себе позволить не можем. Чаще приходится уповать на молитву и милость нашей Матери.

На кухне работали тоже монахи. Они подняли крышки на котлах, показывая похлебку. Такого отвратного впечатления, как в приюте, пища в народной больнице на нас не произвела. В большой глиняной миске лежал хлеб грубого помола.

— Козье молоко и сыр мы приносим из обители. Не каждый день, но иногда балуем наших больных. Особенно по праздникам. К сожалению, у нас не стадо коз, потому часто делиться с пациентами мы не можем, — сказал нам один из монахов.

— У вас в обители есть козы? — полюбопытствовал диар, бросив на меня веселый взгляд.

— Разумеется, ваше сиятельство, — важно кивнул брат, и я тихо хмыкнула.

— Это очень хорошо, что вы принимаете живейшее участие в своих подопечных, — ответил Аристан.

— Они же дети нашей Матери, — улыбнулся монах. — Но для исцеления, конечно, нужна более сытная пища, чем мы можем дать нашим больным.