Арти и агнар Наэль задержались еще на два дня. Братец уехал на день в родовое поместье вместе с папенькой и сестрицами, Одмар остался у нас. Пока жар был сильным, супруг не оставлял меня вниманием. Сам поил горькими микстурами, которые назначил доктор, помогал переодеваться, заставлял пить бульон, а от кислого морса я и сама не отказывалась. Пила часто и много, после чего спорила с мужем, отчаянно краснея, что в уборной я могу обойтись и без его помощи. Он давил на мою слабость, я взывала к остаткам его совести. Совести у диара не было, но мой стыд и слезы побеждали.
После, когда жар спал, и я пошла на поправку, Арис вспомнил и о других своих обязанностях — обязанностях диара. Поначалу, пока я еще оставалась слаба, он работал в своем кабинете в поместье, а когда я начала выбираться из постели и бродить по дому, возвращаясь к жизни, супруг отправился в Кольберн. И пусть я уже чувствовала себя хорошо, меня пока на улицу не выпускали «до полного выздоровления». Так-то.
Однако моим женщинам меня навещать диар не запрещал, и как только я смогла принимать посетителей, благотворительный комитет потянулся с отчетами. Так я узнала, что ремонт в новом приюте почти завершен, и дети уже начинают паковать вещи, с предвкушением ожидая переезда. Аристан же рассказал, что подбор учителей также окончен, и после переселения у воспитанников приюта начнутся занятия. Новое здание было намного больше прежнего, и мы планировали перевезти туда сирот из близлежащих поселений.
Агнара Тагнилс привезла с собой казначея, которого назначил нам его сиятельство, и он показал отчеты по средствам, поступившим в наш благотворительный фонд после моего дня рождения. Сумма оказалась впечатляющей. Более того, известия о нашем фонде распространялись быстро, и аристократия Данбьерга спешила внести свой вклад в доброе дело и показать свое сочувствие. В общем, можно с уверенностью сказать, дела наши были весьма неплохи.
— Фло!
Я пискнула от неожиданности и едва не свалилась с окна, когда услышала суровый окрик мужа.
— Что вы там делаете?
— В окно смотрела, — пролепетала я, справляясь с испугом.
— Немедленно слезьте с подоконника, — отчеканил его сиятельство, уже собственноручно снимая меня. — Где это видано, чтобы после такой горячки, да на сквозняке сидеть?
— Так не дует же, — попыталась оправдаться я. — Да и одета я тепло…
— Вам кажется, — проворчал диар. — Вы еще не окрепли.
— Арис! — с возмущением воскликнула я. — Еще немного и я подумаю, что вы решились устроить из дворца темницу. Я давно окрепла и готова вернуться к светской жизни, а вы продолжаете удерживать меня, словно я пленница.
— Я забочусь о вас, неблагодарная, — возразил его сиятельство. — Знаете ли, это были не лучшие часы моей жизни, когда я смотрел, как вы мечетесь в бреду. Нет уж, я хочу видеть вас пылающей от страсти, а не сгорающей в огне лихорадки.
— Какой же вы все-таки похабник, — фыркнула я. — Всё бы вам о страсти.
— Сейчас я упомянул ее для примера, — усмехнулся Аристан. — Но направление ваших мыслей мне нравится.
— Да я вообще не думала…
— Правильно, зачем думать о том, чем можно заниматься, — супруг оттеснил меня в сторону спальни.
— Вот любопытно, ваше сиятельство, — не без ехидства заметила я, — для чувственных удовольствий я уже здорова, а для прогулок и сидения на окне еще слаба.
— Какой может быть вред здоровью, когда во время чувственных удовольствий вы остаетесь в постели? Никакого вреда, одна только польза. Всё, как предписал наш доктор.
— Все-таки как ловко вы жонглируете словами и подменяете понятия, — фыркнула я.
— Мы обсудим это позже. Я слишком соскучился, чтобы упражняться в речевых оборотах и острословии, — сообщил супруг и закрыл за нами двери спальни…
Во время обеда супруг был молчалив, бросая на меня укоризненный взгляды. Я же давно не ела с таким аппетитом, и настроение мое было великолепным. Диар одарил меня очередным укоризненным взглядом, после попытался натянуть на лицо излюбленную маску ледяного истукана, но я ответила ему смешком, показывая, что ход не оценила, и уловка прошла мимо цели.
Всё дело в том, что после обеда я собиралась отправиться к нашему доктору, кабинет которого находился в Кольберне. Его сиятельство предлагал пригласить его в поместье после моего бунта и требования увидеть во мне здоровую женщину, а не немочь, за которой нужно ходить, как за малым дитем, но мне слишком хотелось прогуляться, чтобы соглашаться с супругом. Мой бунт случился сразу, как только диар загнал меня в спальню. И я не подпускала мужа к себе, пока он не согласился рассмотреть мои требования после окончательного заключения инара Маггера.
— Арис, прекратите прожигать меня взглядом, — невозмутимо произнесла я. — Вы согласились с тем, что я отправлюсь в Кольберн. К чему сейчас ваше недовольство?
— Да, но каким способом вы вырвали из меня это согласие? — тут же откликнулся диар, нацеливая на меня вилку. — Не подозревал, что в столь безобидном существе сокрыто такое подлое коварство.
— Мне показалось, что мое коварство было приятным, — хмыкнула я, промакивая губы салфеткой.