Тонкий слой лжи. Человек в дверном проеме

Кристиан увидел отца в те далекие годы, когда они жили вместе. Мать посреди комнаты, руки уперты в бока, отец пристыженно сжался в кресле: неважно, что говорит в данную секунду мать, важно, что его родители никогда не понимали друг друга и при любой возможности мать бросалась в атаку, отец не защищался не потому, что был великодушнее матери или слабее, он так бережно относился к себе, что не считал нужным тратить силы на скандалы, пусть себе кипятится. Отец в разгар материнских соплей мог спокойно подняться, закурить, снова сесть и внимательно слушать мать, кивая с пониманием, будто к нему разнос не имел ни малейшего отношения. Нервы - позавидуешь…

Отец ушел из семьи, когда Кристиану не исполнилось и десяти. Извини, сказал он сыну, я даже не говорю «вырастешь - поймешь», и так все понятно, даже тебе, жить с ней попросту невозможно. Я постараюсь помогать тебе. Жаль, сынок, что тебе уйти некуда, а взять тебя с собой?… Отец махнул рукой и занялся своими вещами. В последующие двадцать пять лет поддержка отца слабо ощущалась, со временем становясь едва приметной, как пересыхающий ручей.

Хилсмен припоминал манеру отца ни на что не реагировать, никогда не взрываться и сейчас решил обратиться к его помощи, впервые лет за двадцать. Кристиан не думал посвящать отца в свои беды, просто хотел посидеть рядом с человеком, у которого запасы спокойствия кажутся беспредельными, и занять у него чуть уверенности и умения без подрагивания век смотреть в глаза судьбе, какой бы она не оказалась.

…По телефону отец разговаривал с сыном непринужденно, не скрывая радости, и так обыденно, будто они расстались вчера. Попросил сына захватить по дороге соленых орешков к пиву.

Хилсмен не видел отца многие годы и, когда дверь распахнулась, невольно застыл на пороге. Будто он сам себе открыл ее, щелкнув замком. Раньше их сходство так не бросалось в глаза., теперь в дверном проеме застыл в длинном халате сам Кристиан, внезапно постаревший и перешагнувший рубеж шестидесяти лет. Сын отступил на шаг-другой назад, прищурился - промахнуться невозможно, - отец ответил недоумением в глазах, подумал, что темно, потянул вниз реостат выключателя, свет разлился у него за спиной, над головой, пробиваясь сквозь седины, засеребрился нимб.

- Заходи!

Кристиан послушно прошел, не спуская глаз с рук отца: когда-то эти руки обнимали мать, и в одном из объятий забрезжила жизнь Кристиана Хилсмена, жизнь, которая так запуталась сейчас, а руки, которые выпустили ее в мир, ничем не в состоянии помочь. В доме отца поражал идеальный порядок: сын нагрянул внезапно, и, значит, в этом мертвенном царстве навсегда нашедших свое место вещей и предметов жил его отец, занимаясь… чем он только не занимался в своей жизни…

- Как дела? - Кристиан дружелюбно заглянул в глаза отцу зная, что для того нет большей радости, чем обсуждать свои успехи.

- Сейчас делаю прокурора штата, - отец отхлебнул пива, пережевал пригоршню орешков. - Если выгорит, вся машина правосудия окажется в моих руках.

- Зачем? - невольно вырвалось у Кристиана.

Отец пожал плечами.

- Трудно объяснить. Вирус власти. Привыкаешь, что люди приходят к тебе на поклон, без этого ощущаешь свою ненужность, а еще ни с чем не сравнить, когда забегают вроде бы так, поболтать, увидеть старого друга, а на самом деле мелкими шажками подбираются к просьбе. Люблю наблюдать как крадутся к цели умники, крадутся целыми вечерами, иногда и неделями подряд, чтобы случайно обронить два слова прошения, а я решу, пойти навстречу или нет.

- Разве это так интересно? - Хилсмен огладывал большую комнату и двери, ведущие в другие комнаты, он не знал, сколько комнат в доме отца, зато знал, что у отца много сердечных привязанностей, и ему, Хилсмену-младшему, особенно рассчитывать не на что.

Отец не ответил, положил руку на колено сына, немо попросил: хоть ты не подкрадывайся с просьбой, выкладывай сразу напрямик, как-никак мы близкие родственники.

- Мне ничего не нужно, - Кристиан уселся поудобнее. - Ты удивлен?

Отец так и не снял руки с колена сына:

- Если честно - да. Люди привыкли выжимать из своего времени… все до капли… Потратить час-другой в пустую для многих все равно что раскуривать сигару ассигнацией.

Если бы отец много лет назад не встретил мать и их не потянуло бы друг к другу, размышлял Хилсмен, меня бы не было и никогда ко мне не пришли бы те двое и не предложили убить человека. А что если сказать отцу о моих хлопотах? Подумает, выдумки или, хуже того, дурно пахнущий способ шантажа. Сейчас отец мучается, стараясь понять, зачем я пришел, он никогда не поверит, что случается в жизни, когда некуда деться и не к кому обратиться, и тогда, даже не рассчитывая на поддержку, мечтаешь хоть на час оказаться рядом с живым человеком.

- Я был у матери, - Кристиан не смотрел на отца, чтобы не смущать его, не ставить в неловкое положение.

Отец убрал руку, намотал на кулак длинный махровый пояс.

- Как она?