Тонкости эльфийской социологии

Ужас, который сковал меня в тот момент, трудно передать словами. Огонь, казалось, был повсюду, даже, в какой-то момент появилось ощущение, что и внутри меня он тоже был. Горячий и, что еще хуже, живой. У меня на глазах могли бы навернуться слезы, как когда-то (неужели, это было не так уж и давно) в Большом Зале, когда я с помощью выданного мне ректором артефакта тушил эту их Звезду Имрага – кажется. Но все слезы, какие еще были, пересохли. Вокруг бушевало пламя. Я почти ничего не видел за его всполохами, да и глаза пересыхали о этого огня, приходилось часто моргать. В какой-то момент я осознал, что все равно ничего не увижу, кроме пламени и зажмурился. Поэтому то, как Ника передавала Иру собранную с остальных силу, как он, сам став ифритом, перенаправлял её Фалю, предварительно переплавив прямо внутри себя, я не видел.оме пламени и зажмурился. о этого огня, приходилось часто моргать. Просто стоял рядом с ним, обнимая и прижимая мерцающего к груди и ждал, когда же это пламя, наконец, прекратит выжигать меня изнутри. Вот и все.

А потом все кончилось. Внезапно и окончательно. Когда я осмелился открыть глаза, то увидел, что Фа улыбается нам с Иром, сидя на коленях перед нами, и глаза его блестят от слез. Улыбается будучи человеком. Поэтому неудивительно, что Том буквально выхватил его из-под руки Гарри, поставил на ноги и, довольно сильно встряхнув, не раздумывая прижал к груди.

– Нельзя же так пугать! – воскликнул в этот момент ошалевший от счастья Рутберг.

И все увидели, как Фа поднял руку и с силой впился пальцами в кожаный доспех на спине Тома. Конечно, они оба перепугались до чертиков. Могу понять. Причем, что Фа, который, будучи сыном пустыни, просто не смог стерпеть такого обращения с нашим мелиорационным проектом, который фактически обрекли на неизбежное фиаско, по крайней мере в данных апартаментах, и Тома, который настолько перепугался за друга, что, несмотря на свой в чем-то грубый характер, так растрогался, что стискивает его сейчас, как девицу, не иначе.

В этот момент оказалось, что за всеми этими не самыми приятными на свете процедурами с живым огнем и спасением нашего Фа, мы забыли об одном неучтенном факторе. Мика. Да-да. После того, как буря улеглась, леди декан решила проявить себя. Она подскочила к обнимающимся от облегчения парням и на глазах колокольчиков, которые только-только начали улыбаться глядя на Тома с Фа и полностью восстановленный интерьер нашего класса (даже деревца теперь исправно колосились (шутка!) все там же у окна), отодрала опешившего Фа от Тома и отвесила ему смачный подзатыльник. А потом, пока еще никто из нас не успел в себя приятии от такого демарша, обхватила ладонями лицо мальчишки и с болью в голосе выдохнула то, что в первый момент заставило все внутри меня похолодеть, от чего (не иначе, как от перепада температур) заломили кости, а потом расплавится, как снег на весеннем, жарком солнце.

– Не смей так больше делать!

– Не обращаться? – вяло пробормотал Фа, не пытаясь ей от себя оттолкнуть, – Я не смогу…

– Нет! Не смей так безоглядно жертвовать! Мы бы что-нибудь придумали, обязательно придумали… зачем же так?

У меня ресницы намокли, пришлось украдкой смахнуть с них влагу. Ну да, я – не девица, но от всей этой сцены что-то до ужаса приятно тренькнуло в груди. А Ир рядом со мной взял и неожиданно для всех рассмеялся.

Мика обернулась на него и, похоже, только сейчас заметила, что Ир наш, уже вроде как не тот Ир, к которому она привыкла. Мерцающий. Она не знала. Мы специально не хотели ей говорить, но сейчас…

– Прости, Мик, – смахнув слезы, выступившие на глазах от смеха, сказал Ир и смело посмотрел на нее. – Можешь клеймить. Я – мерцающий, – посерьезнев, объявил он. За что и получил с моей стороны (благо мы с ним все еще стояли почти вплотную) нехилый такой тычок локтем под ребра.

– Эй! – возмутился мерцающий.

– Кончай вредничать, – строго сказал я, с трудом сдерживая улыбку, – Мика у нас нормальная тетка, а ты… ой! – взвыл я, когда сам же нарвался на подзатыльник. От кого? Да, от Мики же!

– Я еще достаточно молода, чтобы не быть для тебя теткой, – отчеканила она сурово.

– Да, ладно тебе, – отмахнулся я, – По вашему летоисчислению мне должно быть около тринадцати лет.

– Что? Серьезно? – прогудел Улька, стоящий рядом с Гарри и обнимающий свою девушку за плечи.

– А что, непохоже? – невинно осведомился я.

– Похоже, похоже, – заверил меня повеселевший Том.

Все снова сгрудились вокруг меня, улыбаясь и все еще боясь поверить, что все закончилось благополучно. А потом всех отрезвил Умка, который покинул свой пост около двери, подошел к Фа и крепко-крепко пожал ему руку.

– Я буду мстить, – сказал он тихо и твердо.

Мика растерялась. Мы с Иром тоже. Из всех старших остался только Корешель, но он, воинственная зараза, вместо того, чтобы образумить, поддержал.

– Будем, – сказал полуэльф и тут же схлопотал аккуратным женским кулачком в плечо.

Да, Мика, как оказалось, тоже умела быть воинственной. Она строго посмотрела на него и Шмель стушевался, как мальчишка. Мы с Иром переглянулись. Слово взял я.