В черных глазах Сейлира бушевал такой ураган, что я ощутила себя… польщенной. Желанной. Любимой. Черные глаза змея смотрели на меня жадно, как будто присваивая одним этим взглядом. Смотрели так, что я горела в этом взгляде, ощущая, как мягко касаются меня его пальцы, как укрывают нас от всего мира огромные теневые крылья, как…
Бояться было нечего. Нет, я хотела этого, знала, как хорошо нам может быть вместе, предполагала, что с Сейлиром это будет ярче самого восхитительного фейерверка, сильнее, глубже, жарче, чем все, что мы только могли пережить до этого.
Мягкие касания теней. Голодный взгляд. Белоснежная кожа. Чужое восхищение, желание, возбуждение. Когда вы сливаетесь в единое целое, когда забываете обо всем на свете, светло-серый песок Тени становится шелковым покрывалом, подчиняясь чужому желанию.
Кожа горит от поцелуев, Руки тянутся, обвивая его шею, царапают спину, вырывается ответное довольное шипение.
– Ты мой, мой!
И эхом прилетает такой же уверенный шепот, касание, восхищенная песня:
– Моя!..
И когда ты приходишь в себя – покрытая испариной, занеженная, обессиленная, когда обнаруживаешь себя лежащей так удобно на сильном, хотьи жестковатом теле, когда понимаешь, что вы уже не в Тени, а вокруг шумят темно-зеленые и иссиня-черные исполины… Тогда ты понимаешь, что счастлива. Бесповоротно. Безумно.
И счастье на этом не заканчивается. Я слышу весь лес вокруг, чувствую теплоту земли и, одновременно, на другом уровне, через Сейлира – ощущаю Тень. В Тени гуляет ураган, вызванный нашим единением. Кажется, я все-таки немного краснею. Разгулялись. Я тянусь к Сейлиру, тянусь, чтобы обнять его, тянусь, чтобы передать частичку своего счастья, зная, что жадный энергат не откажется им закусить – и довольно, сыто улыбнуться.
– Ещё, змейка моя ненасытная? Я готов с большим удовольствием, знаешь ли, – промурлыкали мне на ушко.
За что и получили по рукам!
– Сейлир, я… – живот протяжно заурчал, вызвав бессовестный хохот.
– Придется немного подождать… – Глаза, полные искристой бирюзы, смеялись. Вертикальный зрачок пульсировал, меня то и дело старались довольно обнюхать и ещё немного прикусить. Метили.
Это не обижало – скорее, вызывало снова знакомую теплую дрожь предвкушения и желание повторить.
– Придется… – завороженно согласилась, не отрывая взгляда от капельки пота на виске Владыки.
Потянулась… Приподнялась. Зря! Вид открылся такой, что про еду мы вспомнили только спустя ещё пару часов.
И тогда, когда хищно облизываться начал уже сам супруг.
– Мной лакомиться не надо! – Погрозила пальцем и засмеялась. – Мне кажется, я сейчас взлечу, – поделилась, глядя на самодовольную физи… царственно невозмутимое лицо, я хотела сказать. – Сей, я…
– Ты моя, – оранжевые лучи позолотили бледную кожу энергата. Вертикальные зрачки хищно дрожали. Он вывернулся змеей, нависнув надо мной на руках, разглядывая, казалось, каждую черточку пристально, – от кончиков пальцев до кончика твоего любопытного носа, змейка. Самое лучшее, что есть во мне. Мой свет. Моя совесть. Моя жизнь. Люблю, – выдохнул, стискивая зубы и прикрывая глаза.
Любовь – сокрушительная и всеобъемлющая, заполнила меня. Истинная любовь. Наше чувство, которым жила душа, о котором пело сердце.
И ласкающий обжигающий поцелуй увлек так, что…
– Так, ну все! Вы уже второй день развлекаетесь, девочка моя скоро с голоду помрёт! Владыка, совесть имейте, так с женой обращаться! – Возмутился знакомый ворчащий голосок, а на поляну вместе с небольшим эскортом из пти-неров, навьюченных свертками с одеждой и едой – судя по аппетитным запахом, выпорхнул Муль.
Смущения не было. Я встала, как была, чуть качнулась, притираясь к супругу. А потом позволила набросить на себя плащ.
Фамильяр смотрел на меня ласково и восхищенно, а мне хотелось прижать рурга покрепче к себе и рассказать о том, как же я это заразу мохнатую люблю…
– Сейчас у нас будет жаркое из одного слишком нахального рурга, – хмыкнул Владыка. Но я-то видела, что глаза Сейлира смеются.
Лес пел, переливался, словно расправившись после долгого сна. А на теневой его стороне из глубокой норы выглядывала самка ширраса с выводком котят – интересно, не ещё ли одна подружка одного моего знакомого котища? Или его товарища? На ветвях дерева устроили потасовку вирлины – крикливые теневые птицы невероятно красивой расцветки. Стайка шинчей прыснула откуда-то через всю поляну, а им вслед летело недовольное шипение – похоже, где-то было гнездо василиска.
А вот там? Что это? Маленькое, лопоухое, ужасно похожее на лемура, но почему с длинным лысеньким хвостом и набалдашником на нем? Оранжевые глаза-плошки умильно моргают.
Шумит в обоих мирах – настоящем – и теневом – ручей. Так резвятся водяные духи келле, клыкастые лошадки.
Мир живет, ширится, дышит. Исцеляется с каждым нашим шагом и решением.
Горячие руки супруга обвивают мою талию. Хорошо хоть одеться успела. Я устраиваюсь в его объятьях, наблюдая за тем, как Муль командует своим новым отрядом из летучих грызунов, накрывая на стол.
Улыбаюсь, ощущая, как меня прижимают все крепче, перебирая пальцами растрепавшиеся волосы.