Тоннель эго

Может, нам удастся разработать лучшую технику медитации, чем упоминавшиеся в главе 2 тибетские монахи. Если исследования сновидений дадут безопасные способы сохранять память о них и вызывать у себя осознанные сновидения, почему бы не передать эти открытия нашим детям? А как насчет контролируемого опыта выхода из тела? Если изучение зеркальных нейронов прояснит, каким образом у ребенка развивается эмпатия и социальное мышление, почему бы не использовать эти знания в школах?

Как вести эти обсуждения в открытом обществе постметафизической эпохи? Цель этики сознания не в создании очередной академической дисциплины. Она куда более скромна и состоит в создании первоосновы для назревшего обсуждения нормативных вопросов. По мере того как мы медленно переходим в третью фазу Революции Сознания, становится важным, чтобы в это обсуждение включились как научные эксперты, так и широкая публика. Если мы, на основе натуралистического поворота в представлениях о человеке, сумеем разработать разумную этику сознания, то уже в процессе разработки мы породим культурный контекст, способный заполнить вакуум, созданный успехами наук о познании и мозге. Общества тоже представляют собой самомоделирующие сущности.

Оседлать тигра: новый культурный контекст

Как нам обдуманно, аргументированно и этично интегрировать в общество новые знания о природе человеческого сознания и новые возможности деятельности? Я набросал несколько идей, но не проповедую никаких абсолютных истин. Я внес позитивные предложения как основу будущей дискуссии о том, что считать ценными состояниями сознания. Три принципа: уменьшение страдания, эпистемический потенциал и систематическое увеличение психической автономии – таким образом, просто начальные точки, приглашение к новой беседе.

В вопросах нормы нет экспертов. Философы – не святые и не жрецы, претендующие на непосредственное знание о моральном благе. Не существует «горячей линии», на которую можно позвонить и услышать ответ. Этим придется заниматься всем вместе. Назревшие публичные дебаты должны, следовательно, включать каждого, а не только ученых естественных наук и философов. Философы могут быть полезны тем, что положат начало этим дебатам, упорядочат их и прояснят логическую структуру этических доводов, а также историю обсуждаемого вопроса. Однако в конечном счете общество само должно создать для себя новый культурный контекст. Если ему это не удастся, технологические последствия и психологические потери Революции Сознания грозят нас опрокинуть.

Уже сейчас можно отметить несколько пунктов. Прежде всего надо признать, что перспективы открытой и свободной демократической дискуссии в глобальном масштабе довольно смутны. Население авторитарных обществ со слабой системой образования увеличивается быстрее, чем население демократических стран, в которых за счет низкого уровня рождаемости население частично даже сокращается. Более того, роль главных игроков в мире все больше исполняют не правительства, а межнациональные корпорации, склонные к авторитаризму, – и, как заметил Хаим Харари, бывший президент института Вайцмана, эти корпорации зачастую управляются лучше, чем большинство демократических государств-наций²⁷. Нам следует, по возможности, защищать открытые общества от иррационализма и фундаментализма – от всех, кто отчаянно ищет эмоционального благополучия и сознательно сужает свой кругозор, потому что не в силах вынести натуралистического взгляда на природу человека. Лучший способ такой защиты состоит в создании «культуры сознания»: гибкого, широкого подхода, который всюду, где это возможно, дает отдельному гражданину максимальную независимость и руководствуется «принципом феноменальной свободы». Следует учитывать, что решение общества влияет на индивидуальный мозг и индивидуальное пространство феноменальных состояний. Там, где нет непосредственной угрозы интересам других, человек должен быть свободен исследовать собственную психику и создавать собственную осознаваемую модель реальности согласно своим желаниям, потребностям и убеждениям.