— Это утешает, но там не будет тебя и это угнетает. А верность обеспечена твоей лояльностью к компании. Дорогая, ты же не позволишь ей лишиться части контингента, состоящего из мускульных особей? Я не Отелло, женщин не душу, так и знай! Я мужикам за косые взгляды в твою сторону шеи посворачиваю. Всех убью, один останусь и это будет твоя вина!
— Идём «угнетённый», время не резиновое, каюта не осмотрена, кровать не проверена, да и обед стынет. Мне совесть не позволит отправить тебя голодным, а на свернутые шеи плевать с орбиты.
Подключив чип-карту к проекционному столу, Богдан второй час кряду пытался разобраться в номенклатуре присланных с центрального участка грузов. Высветив заверенную заявку, накладную и акт приёмки-передачи товара, он тихо матерился через плотно сжатые зубы. Кладовщик Михеич, в миру звавшийся Ольгердом Михайловичем Михельсоном, и являвший собой яркий образчик смешения кровей нескольких народов с разных планет, хотя с преобладанием фамильной еврейской части руды и царствующим на костистом лице орлиным носом, незаметно слился в тёмный угол и не отсвечивал. Выходец с Синая шестым чувством чувствовал, что для здоровья ему будет полезней молчать и не вякать, иначе доведённый до ручки начальник участка примется кулаками рихтовать оригинальный образец для голофото. Хоть он лично ни в чём не виноват и совесть его чиста, аки горная вода, но змеиное племя снабженцев измазало репутацию несчастного еврея в нехороших отходах жизнедеятельности. Нехорошие люди, Михеичу даже становилось стыдно за свою принадлежность к властителям складких закромов. Вот за что его так подставляют? За что, Господи?
— Михеич, где тебя Пустота носит?! — рявкнули от стола.
— Здеся я, — вознося молитву всем известным богам, явил свой лик начальник склада.
— «Здеся», — передразнил Богдан, — дуй сюда…
Окончание фразы не приводится из морально-этических соображений, тем паче даже предлоги в ней несли яркую эмоциональную окраску. Видя, что гнев направлен в безбрежные просторы космоса и нацелен на уродов, сидящих за многие парсеки от заброшенного медвежьего угла неприметной галактической стройки, с характеристикой коллег Михеич согласился и на себя тираду не примерял.
— Так, — ткнув пальцем в центр висящей в воздухе голопроекции, Богдан провел светящуюся черту под номерами контейнера и пломбы, которой был опломбирован «отстрелянный» на участок груз. — Сверяй, Михеич.
Жестом, свойственным сказочному волшебнику, а не двухметровому белобрысому громиле-викингу с орлиным шнобелем и масляными воловьими глазами, в которых застыла тысячелетняя скорбь еврейского народа, Михеич подвесил над столом снимки снятых с контейнеров пломб.
— Сходятся, — совместив номера и не обнаружив между порядком буквенно-цифровых рядов расхождений, уведомил он.
— Хорошо, — почесав затылок, процедил Богдан. — Хреново, что вот эти писульки не сходятся!
Кулак Северова пробил голографическое изображения накладной и счёта-фактуры.
— Пустоту их за ногу, где генераторы, я спрашиваю?! Где, мать их, расходники, регенерационные патроны и фильтры очистки, где монтажные камеры, газовые разрядники и топливные элементы? Где, я тебя спрашиваю? На кой хрен нам сдался солнечный парус и силовые установки внешних полей? А малые корректировщики и автономные навесные двигатели в какой анус запихивать прикажешь? Энергию где брать и жрать мы что будем, а? Молчишь?! Вот же хрень собачья!
Закрыв глаза и про себя посчитав до десяти, Богдан привычно унял ненужный сейчас никому гнев и раздражение. Сейчас ему, всем им, запертым в хлипких модулях и секциях малой вахтовой станции, как никогда, нужна ясная голова. Начни рубить с плеча и персонал, вверивший ему жизни, элементарно и незамысловато передохнет без энергии и воздухорегенераторов. Топливных элементов для энергоустановки, дай Пустота, хватит на неделю. И взять новые негде, вахтовые станции второй месяц работают «с колёс». Что за кризис застиг снабженцев, непонятно. Руководство обещает исправить ситуацию, но воз и ныне там.