Мне рассказали историю национальной гордости немцев. Как-то в городке поменяли таблички на домах с названиями улиц, продублировав финский язык только английским, хотя раньше был ещё немецкий. Немцы гордо развернулись и пропали, как туристы. Финны опомнились и восстановили «Status Quo». Но немцы не вернулись. Что тогда говорить о россиянах, лучше вздохнуть молча.
Обслуживание в барах с признаками прибалтийской псевдогордости. На вопрос, на английском, толстожопой молодой официантке, почему она не обслуживает на русском языке, а дело было на старый Новый год, 99% - русские посетители, с деньгами в кармане, ответ был по-Задорновски «умён», на чавкающем английском, жуя жвачку:
– On principle! - принципиально!?
Мой ответ максимально соответствовал вызову:
– Х…й тебе, а не чаевые! - русский язык, тварь, сразу вспомнила!
Европейский шоппинг - ещё действовали, в магазинах, рождественские скидки - был омрачён плохим самочувствием жены, у неё начался токсикоз. Полоски теста она мне показала, когда мы вернулись из Финляндии домой и сухо прокомментировала:
– Поздравляю, ты снова будешь папой.
Именно так, без восклицательного знака, без эмоций. Я был на вершине счастья, но сухость резанула. Вот он, громкий звонок мне: «присмотрись к отношению жены к тебе!» Но, увы, я был слеп и глух. И патологически доверчив. Слава Богу, восприимчивой к чужим советам женщине, не подсказали сделать аборт!
Одно дело - вспоминать и озвучивать какие-то моменты, этапы жизни. Другое дело, систематизируя прожитое, задумываться, где ошибка, точка невозврата? И тут происходит нечто, похожее на озарение. Повторю банальную строку из старой песни: «All You Need Is Love». Меня покинула любовь! Вернее ощущение любви. Не прошлая любовь тех прекрасных женщин, каждая из которых поделилась со мной, возможно, самой богатой - духовной и эмоциональной - частью, крупной частью своей жизни. Не псевдочувства существующей симпатичной, «понимающей» и, одновременно, нелюбящей жены - матери двух красавиц дочек. Кстати, при расставании я ей сказал, не задумываясь: «…ты была удобной женой». Пустота в глубинах Души! Наступил, как оказалось, самый тяжёлый для меня период: я никого не любил, не был любим, а всё остальное - следствие!.. Страшно поверить в произошедшее, но как точно я всё понял. Отсутствие любви лишает человека энергии. Исчез зарядник, такой необходимый мне, в жизни, аксессуар.
Вера
К православию я осознанно пришёл в зрелом возрасте. В одном из среднедевяностых годов я был в командировке, по делам фирмы, в Эстонии - Таллинне. Студентом, я неоднократно бывал в этом спокойном, уютном городке. Сейчас потребовалась виза. Я столкнулся с очередной ложью центральных TV каналов и СМИ России об отрицательно настроенных, по отношению к русским, прибалтах, поэтому старался в магазинах и барах, вначале, общаться по-английски. Зря! Мы, туристы, воспринимались рядовыми эстонцами, как один из источников дохода в небогатой стране, поэтому никакой русофобии я на себе не ощутил. Только дружелюбие и готовность к диалогу. В отличие от чешской и финской молодёжи, по-наследству, не прощающих вмешательство СССР в суверенную политику небольших стран.
В Старом городе я перешагнул порог небольшой православной церкви, находящейся в стороне от помпезного храма-дворца, который, раздражая местных католиков, находился напротив Дома Правительства. Малозаметная дверь в доме на узкой улочке. В маленькой церкви поразило многое: общая атмосфера, деревянные дощатые полы, намоленные иконы, ничего излишне золотого, вычурного, давящего на психику рядового прихожанина, характерного для российских церквей, особенно современных гигантских храмов-новоделов. Прихожане - офицеры Российской Армии и их жёны, матери. В разгаре был вывод наших войск из Прибалтики. Люди лишались обжитых квартир, страны, которую любили. Впереди была неопределённость, и офицеры бывшей Советской Армии и их семьи обращались за помощью к Богу. В помещении церкви чувствовался эфир доброты. Молодой батюшка выслушал меня: я воспитывался в семье секретаря заводской партячейки, а семья, по линии отца - староверы. Я находился в неизвестном положении. Был либо некрещённым, либо бабка - мать отца - могла тайно окрестить старообрядским ритуалом. Я исповедался, и меня крестили в православную веру. Помню, как, повернувшись к входу, открестился от других конфессий, после прошёл в алтарь. К тридцати годам я осознанно решился на крещение в православную веру и не жалею о месте данного таинства. Позже я побывал в различных храмах и в России, и за рубежом. В одном из старинных храмов, в областной глубинке, дважды был удостоин чести быть приглашённым батюшкой в алтарь. Я, чем мог, помогал небогатому сельскому приходу. Были и, так называемые знаки, знамения, но это - личное.