Тонущие

И вместе с Эллой вышел из квартиры. Мы стали спускаться по большой сумрачной лестнице, там и сям освещенной тусклыми лампочками. На площадке второго этажа я в темноте почувствовал, как она сунула свою руку в мою, и вдохнул ее запах, и поцеловал ее. И пока мы целовались, я испытывал абсолютную, чистую радость воссоединения — и никаких угрызений совести.

16

Я силюсь припомнить, с чего начался наш разговор с Эллой. Хорошо представляю ее тон, вижу подвижное выразительное лицо, но слова возвращаются не сразу, медленно, потому что тогда меня многое отвлекало от их смысла: я не мог насмотреться на то, как она отбрасывает со лба волосы, щелкает зажигалкой, любовался быстрой походкой, изящной талией, очертаниями груди.

Кажется, ее появление в Праге и внезапное исчезновение из отеля меня не удивили. Безрассудство юношеской любви служило достаточным объяснением.

— Я не могу прямо сейчас отправиться к папе и Памеле, — сказала Элла (мы сворачивали с Сокольской на Вацлавскую площадь). — Нам необходимо поговорить, Джейми. Мне нужна твоя помощь. Можем мы пойти куда-нибудь, где никто нас не узнает?

— Ты забываешь, это же не Лондон, — ответил я. — Здесь нам незачем таиться.

Улыбнувшись, я повел ее в маленькое кафе на углу, где уже не раз бывал. Вскоре мы сидели за столиком в дальнем углу и делали заказ официантке — крашеной блондинке с жуткими бровями.

— Ну, — начал я, когда перед нами поставили кофе, — так о чем же ты хочешь со мной поговорить?

— Видишь ли, дело в том, что мои родные считают меня немного ненормальной. — Элла глянула на меня исподлобья и затянулась; я переваривал услышанное. — И самое плохое, что я сама, черт возьми, в этом виновата. Думаю, лучше рассказать все по порядку, с самого начала…

Я кивнул.

— Так вот. Я рассказывала тебе о моих бабушке и тете. Ты помнишь, что у женщин нашей семьи имелись некоторые… психические отклонения?

— Конечно.

— Мой отец одержим этой историей. Пожалуй, его можно понять. Если бы твоя мать и сестра-близнец покончили с собой, ты, вероятно, тоже беспокоился бы о своих детях. Особенно если родная дочь похожа на бабушку как две капли воды. Ее внешность постоянно напоминала бы тебе о трагических семейных событиях. Ты следишь за ходом моих мыслей?

Я снова кивнул.

— Потому папа все время начеку, он выискивает в моем поведении малейшие признаки опасности — симптомы того, что со мной что-то не в порядке. Он не хочет рисковать, а я в результате постоянно испытываю на себе гнет его заботы. Представляешь?

— Да, тяжело.

Вдруг Элла прикусила губу.

— О господи! Я вела себя как дура! — вскрикнула она, с отчаянной яростью ткнув окурком в пепельницу.

— Что ты имеешь в виду?

— Я, не желая этого, подыграла Саре!

— Как?

— Пока ты отсутствовал, Сара опубликовала в журнале «Атенеум» небольшой очерк о нашей семье. Похоже, она собирается переработать его в книгу, где будет описана жизнь нашей бабушки и ее время. Я жутко боюсь, что книгу опубликуют. Разумеется, издателям низкопробных газетенок история понравилась. Как же, самоубийства в аристократическом семействе! А я подумала: вот мой шанс избавиться от Чарли. Мне показалось, он не захочет, чтобы матерью его детей стала сумасшедшая. Даже если ей предстоит унаследовать замок. — Элла помолчала. — Так что я разыграла перед ним нечто вроде исповеди.

— Что ты сделала?

Элла порылась в сумке, выудила сигарету и опять закурила.

— Я довольно натурально разрыдалась и сообщила Чарли, что у нас в роду встречаются психически неуравновешенные люди — что-то не в порядке с генами. Присочинила даже, будто считаю своим долгом не иметь детей: а вдруг безумие передастся им? — Она выдавила неуверенную улыбку и призналась: — Хотела его напугать.

— Но результат оказался прямо противоположным?

— Не совсем так, — тихо произнесла она. — Сначала Чарли не поддался. Он собирался поддержать меня своей верностью и все такое. Все время повторял, что наследственные болезни могут меня не коснуться и все будет хорошо.

Я представил себе серьезные, недоумевающие глаза Чарльза Стэнхоупа, и горло мое внезапно сжалось от страха.

— Что еще ты ему сказала? — спросил я тихо.

Элла глубоко затянулась. Ответила не сразу.

— А что, по-твоему, я должна была сказать?

— Неужели ты себя оговорила?!

— Не смотри на меня так!.. Да, именно это я и сделала, — тоненьким, будто детским, голосочком подтвердила она.

— Ты… что?..

— Да. Да! Я поведала Чарли, что сама себя боюсь. И заявила, что с моей стороны будет нечестно выходить за него замуж.

— О боже!

— И знаешь, как поступил он?

— Видимо, рассказал твоему отцу? — предположил я с мрачным видом.

Она опустила глаза и кивнула.

— Господи, Элла, как глупо… — Я не мог подобрать слов. Любовь и гнев кипели в моем сердце, а когда я увидел, что она плачет, добавилась еще и жалость.