– Сука, – да, об этом Милкович как-то не подумал. – И что тогда…
– Ты знаешь, – не дал ему договорить Галлагер, – отдай револьвер, – и протянул руку к карману куртки брюнета.
– Нихуя, – отступая, замотал головой Микки, – ты не пойдешь туда один, – твердо проговорил он, наполняясь решимостью и ненавистью к блядскому извращенцу, вынудившему Йена на крайность.
– Нет, – не уступая Милковичу в тоне голоса, ответил Галлагер, – это мои проблемы, и разбираться я с ними должен сам, – выдохнул рыжий в холодный воздух, самостоятельно погружая ладонь в карман парки Микки, хватая холодную ручку револьвера.
– Да ладно тебе, Джейк, бери друга с собой, – громкий глубокий баритон донесся до слуха увлеченных беседой парней откуда-то справа, и два пары глаз встретились с насмешливым взглядом стоявшего неподалеку седовласого мужчины. – Всяко, в компании веселей, – тонкие губы растянулись в противной улыбке, а пальцы Йена, удерживающие пушку, запутались в ткани кармана куртки Милковича, роняя ствол на подмерзшую землю, когда он резко рванул руку на себя.
– Беги, блять, – прокричал Микки, отталкивая рыжего в сторону, наклоняясь, чтобы подобрать револьвер, но острая боль в простреленном охранником плече заставила упасть на землю, громко прокричав все известные проклятия.
– Мик, – нависая над истекающим кровью парнем, позвал Галлагер, позабыв о том, что они здесь не одни.
– Ох, Кертис, – голос «Алана» раздавался сквозь бьющий по барабанным перепонкам адреналин, – всего-то нужно было прокатиться со мной той ночью, – усмехнулся политик, кивая нарисовавшемуся за спиной рыжего бугаю. – Забирайте обоих, – приказал он, а Йен потерял сознание от резкого удара в шею металлической ручкой пистолета.
***
Окон в подвале не было, и определить, как долго он пробыл в отключке, Йен не мог.
Слабость тела и острая боль в затылке не позволяли активно двигаться, да и вряд ли бы это ему удалось, ведь руки Галлагера были крепко закованы в наручники, возможно, еще помнившие тепло его кожи.
Затуманенным взглядом блуждая по тускло освещенному пространству, рыжий искал Милковича, обреченно выдыхая, заметив того на металлическом столе, крепко пристегнутого по рукам и ногам, с забинтованным плечом и без сознания.
– Микки, – тихо позвал он брюнета, но тот не ответил.
Пространство комнаты пыток, находившейся на цокольном этаже огромного особняка помощника сенатора Ричарда Гаррисона заметно изменилось: обновленные, блестевшие в свете люминисцентных ламп цепи все так же свисали с потолка, но уже в совсем других местах, чем помнил рыжий; стол, на котором лежал Микки, теперь был не единственным предметом мебели, в компанию к себе приобретя пару удобных кожаных кресел и невысокий столик, уставленный дорогим алкоголем; но наибольшее внимание зеленых глаз привлекло совсем не это.
Небольшая, но, несомненно, дорогая камера стояла на треноге в дальнем углу помещения, изредка подмигивая посетителям подвала маленьким красным огоньком у объектива.
«Так, значит, теперь он свои пытки еще и записывает?» пронеслось в голове Йена, прежде, чем он услышал первый стон Милковича, приходившего в себя в паре метров от него.
– Бля, – жмуря глаза, от тусклого, но все равно обжигающего сетчатку света, прохрипел Микки, чувствуя дикую тяжесть в еще не способном нормально соображать сознании и легкий отголосок боли в обработанной ране от пули девятого калибра.
– Мик, – тут же позвал его Галлагер, желая убедиться, что голос брюнета ему не померещился, и тот, действительно жив и пришел в себя.
– Где мы? – повернуть голову на призывающий голос было сложной задачей, и Милкович с ней не справился: лишь благодаря чуть повернутому вбок положению головы сумев перевести взгляд на рыжего, попутно осматривая скудное убранство помещения, вызывающее холодок страха и отвращения по телу, голубые глаза встретились с зелеными, смотревшими на него так обеспокоенно.
– В подвале, – ответил Йен, аккуратно прокручивая руку в наручниках, прекрасно помня, какие шрамы могут остаться, если дергать слишком сильно.
– Ты можешь шевелиться? – заметив осторожное движение, поинтересовался Микки, пытаясь заставить хоть одну свою мышцу сократиться.
– Да, – кивнул Йен, проверяя реакцию тела на отдаваемые мозгом приказы, поочередно сгибая пальцы рук и ног.
– Блять, у меня не получается, – напрягаясь изо всех сил, но сумев лишь чуть дернуть мизинцем левой руки, прорычал Милкович, проклиная свою беспомощность.
– Думаю, он накачал нас, – поделился своими подозрениями Йен, чувствуя химический привкус в слюне, списывая слабость и затуманенность сознания на возможные препараты. – Тебе еще пулю вытащили, поэтому, наверное, чувствительность еще не вернулась, может, смешал с обезболивающими для операции.
– Какое благородство, блять, – прошипел Микки, прикрывая веки, вновь пытаясь заставить тело подчиниться своим желаниям. Безуспешно. – Че делать будем? – спросил через пару минут, проведенных в молчании.
– Не знаю, – обреченно выдохнул рыжий, в очередной раз лязгнув наручниками с цепью, подтягивая колени к груди.