Тоомас Нипернаади

И вдруг однажды ночью  Нипернаади услыхал во дворе страшный шум, крики. Он сдернул со стены ружье и выскочил во двор. Ох и удивился же он, увидев на возу братьев, которые ругались из-за того, кому распрягать лошадь. Они словно с войны воротились: у Пеэтруса рука на перевязи, у Ионатана забинтована голова, да так, что из-под повязки сверкал только один глаз, а Паулус стонал и охал, у него, мол, все до единой косточки ноют.

- Какой черт вас так скоро пригнал? - удивился  Нипернаади. - Или власти запретили все ярмарки?

- Хорошо ему тут окорок жевать да языком трепать, - разозлился Ионатан. - Он же понятия не имеет, как крещеному люду достается порой хлеб насущный!

- Так что, прогорело предприятие? - спросил  Нипернаади.

- Не совсем чтобы так, - объяснил Пеэтрус, - предприятие пошло лучше и не надо, а вот с другими делами швах!

- Да что тут объяснять, пошли лучше в дом, я такой голодный, что невареные ками есть буду! - канючил Паулус.

Охая и поминая всех святых, они по одному спустились.  Нипернаади отогнал телегу, отвел лошадь на конюшню и, хмурый, пошел в дом следом за братьями.

- Страсти Христовы и тайная вечеря! - причитал Ионатан. - Слава богу, хоть мартышка и аппарат целы. Такого избиения и кровопролития я еще не видывал. А когда наконец подоспели урядники, площадь мигом опустела — ни одного паразита, чтоб схватить его за глотку и отвести в каталажку.

- Я все ревел: урядник, урядник, а полиция в самый нужный момент как сквозь землю провалилась! - рассказывал Паулус.

Когда они наелись, привели себя в порядок, промыли раны, Пеэтрус стал рассказывать:

- Значит, как дело было? На трех ярмарках все шло как по маслу — народ валом валил смотреть нас, аж за дверьми еще оставались. По этому случаю мы пропустили рюмочку-другую и на четвертую ярмарку прибыли уже тепленькие. Но и это бы не беда, только Паулус, он за кассой сидел, остался без мелочи- нечем сдачу давать, он за ней отлучился. А карманники и всякая сволота — лови момент — вломились всей оравой без билетов. Понятно, Ионатан, праведная душа, не стерпел такого, тут же набросился на них. Да сгоряча не заметил — поддал и тем, кто честно сидел с билетами. И пошло-поехало, поначалу кто оплеуху отвесит, кто скромно ногой под зад даст, но бабы-то визжат, мужики ревут — тут народ совсем озверел. В минуту все перемешалось, тот охаживал этого, а этот того; кто под руку подвернулся, тому и досталось. Успел в дверь выбежать — твое счастье. Сколько черепов раскроили, сколько костей переломали — воители раз и врассыпную, и на поле битвы остались только мы трое. До того несчастные, до того измученные, что пришлось у народа на ярмарке просить помощи, чтобы наше добро погрузили в телегу, мы уже никуда не годились. Вот, значит, прибыли домой, подлечить раны, в себя прийти.

- Теперь опять в уезде порадуются: получили Ныгикикасы по первое число, и поперли их со всем барахлом домой — запричитал Ионатан.

- Не бывать этому! - крикнул Пеэтрус, - Никто не должен знать о нашем возвращении.

- Эти пронюхают! - тянул свое Ионатан.

- По запаху почуют, что мы на хуторе торчим, - вздохнул Паулус.

- Тогда поступим так, - решил Пеэтрус, - мы с Ионатаном будем сидеть дома тише воды ниже трава, никому показывать свои сломанные руки-ноги не будем. Мирно станем посиживать дома, как господа: мы никого, мол, не принимаем. А Паулуса, снаружи на нем следов драки нет, отправим в трактир разгуляться. Пусть пьет, болтает, выхваляется и сорит деньгами, дает всем понять, что теперь у нас денег куры не клюют. Весь уезд должен узнать, что Ныгикиасы стали настоящими людьми. И пусть Паулус обронит мимоходом, что приехали мы всего на день-другой, потому что еще кое-какие аппараты должны прибыть из города.

Никто не возражал. На другой день утром Паулуса отправили в трактир, дав ему денег и Христом-богом заклиная пропить только определенную сумму, научили, что говорить в кабаке и как держаться.

К полудню Паулус вернулся, блестяще выполнив поручение. Он даже встретил Истукана, хвастался напропалую, показывая ему деньги, и звал в кабак. Истукан плюнул и пустился наутек, летел что твоя комета, с хвостом пыли. Братья развеселились, нахваливали Паулуса, пили, пели и строили радужные планы на будущее. Тут же они клялись друг другу: пока ездят — капли в рот не брать, не драться, не ссориться, держаться вежливо, прилично, отвезти заработанные деньги в банк и быть всем заодно. За этими делами и разговорами никто и не заметил, как мартышка выскользнула за дверь.

Первым хватился Ионатан. Он побледнел и вскрикнул:

- Мартышка пропала!

Все повскакивали и бросились во двор.

Мартышка сидела на заборе, в красной шапочке и синих штанишках. При виде приближающихся мужчин она спрыгнула с забора и припустила полем прямо к хутору Истукана. Мартышка бежала впереди, за ней Ионатан, потом Пеэтрус, Паулус и последним ковылял  Нипернаади.

- Мика, Микочка, вернись! - плаксиво взывал Паулус.

- Мика, не нарывайся на скандал! - увещевал Ионатан, грозя кулаками.