Топь

– Эй, ты как? – срывается глупейший вопрос: разве ж не видно…

– Не могу больше! – хрипит Блонди. – Оставь меня…

– Ага, щаз!

Ярость моя удваивается: Блонди я тебе не отдам, чертова аномалия, ясно?! Она не твоя, Зона! Она не твоя, Топь! Ты слышишь, реальность?! Это я говорю, Дрон, без пяти… а, ну да, дальше ты знаешь. «Замор», ты закончишься раньше, чем она умрет! Я приказываю тебе!

Ярость помогает. С рыком пещерного медведя взваливаю Блонди на закорки… Ох, мне кажется, я сейчас сдохну. А может, и не кажется. Болит все, устало все, тошнит от слабости, подгибаются ноги, но я пру. Уже двоих и уже на отчаянии тоже – я его превращаю в ненависть к этой чужой, жестокой реальности, которая хочет нас всех убить… Вперед, вперед!

Кашель Волчары раздается позади. Отстает. Черти полосатые! Нет, только не это!

– Шахматист! – хриплю я.

Громко не получается, так как на это тоже нужны силы, но он слышит. Мы встречаемся взглядами, и я мотаю головой назад. Понимает, чуть задерживается, подставляет плечо, и дальше они ковыляют уже вдвоем, вижу краем глаза. Волчара, бледный как смерть, с кровью на губах, частично виснет на Шахматисте, но ноги все же переставляет сам. Вперед, ребята, вперед! Чуть-чуть осталось!

Ну ладно, не совсем чуть-чуть, но половина экрана уже светлая, а это значит, что где-то там, вон у тех кривых сосен, «замор» закончится. Близость спасения придает сил, которые мы черпаем уже черт знает из каких резервуаров. Я пру вперед и мысленно представляю, что граница «замора» здесь, именно в этом самом месте, где мы прорываемся, прогибается в нашу сторону. Потому что… потому что оно просто так, и все тут!

– Дрон, я… – слышится в левом ухе лихорадочный шепот Блонди. – Прости меня… Не отвечай, не надо… Не трать силы… Просто слушай…

Понимаю, что она права, и говорить нельзя, нельзя сбивать дыхание, которое и так уже надсадное дальше некуда. И все силы надо бросить на последний отчаянный рывок к трем кривым соснам. Но черти полосатые, как это похоже на прощание! Нет, Блонди, нет!

– За то, что я… – продолжает она, и голос ее делается все слабее, – уговаривала тебя там, на Митькиных скалах, бросить парней… Я… струсила, Дрон… Молчи… я знаю, что струсила… Но это… не оправдание… Всем… страшно… но вы меня не бросили… А я…

Речь ее прерывается хрипом и кашлем. Тело содрогается на моей спине, и я едва не падаю, но наклоняюсь вперед и пру, пру, что есть сил… и даже когда их практически не остается, все равно пру. Я дотащу ее, спасу, мы выберемся, просто не может быть иначе, слышишь, реальность?! Я тебе приказываю, твою мать!

– Дрон, я…

Молчи, Блонди, береги силы, теперь твоя задача – выжить. Держись. Держись, слышишь?!

– Спасибо тебе… я никогда не…

Блонди, нет! Сам не знаю, почему я еще не упал. Не знаю, почему чуть позади отчаянно кашляет, но идет Волчара, которого частично уже волочет Шахматист. Может, потому, что мы, сталкеры, боремся за жизнь до последнего? За свою и не только…

Три четверти экрана светлые – вот они уже, эти сосны, совсем рядом, кажется, и в то же время словно в километре… Держись, Блонди, держись, милая, мы уже почти… Молодец, что молчишь, не трать силы, потом все скажешь, черти полосатые, потом мы с тобой знатно надеремся в Миассе, вспоминая этот прорыв. Мы выживем, слышишь?! Даже не вздумай сомневаться! Мы…

Кашляю уже и я. Мой организм тоже на последних ресурсах. Перед глазами мутится и двоится, в висках и в груди ломит страшно, но экран долбаного ан-детектора почти весь чистый…

Сзади звук падения и еле слышное Волчарино «Твою бабушку!», прерываемое кашлем. Не оглядываюсь, потому что если оглянусь, то упаду и больше не встану. Представить только, как обидно будет сдохнуть в десятке метров от спасения! Они дойдут. Должны дойти! Шахматист не качок, но жилистый и выносливый, а Волчара – упрямый, как сто китайцев. Моя задача – дойти и дотащить Блонди. Чувствую, что еще чуть-чуть – и судорога схватит обе мои ноги сразу, и тогда капец. Гонка кто раньше – граница аномалии или судорога? Я говорю себе и реальности, что точно не судорога. Я не уверен – я знаю, потому что иначе и быть не может, потому что я без пяти минут…

Когда давление «замора» заканчивается, я даже не сразу это понимаю, потому что организм словно через камнедробилку прошел: чего он там в таком состоянии почувствует. Словно в тумане вижу три сосны, делаю к ним по инерции еще несколько шагов, и тут мышцы наконец отказывают: падаю ничком и ору от боли в сведенных икрах. Ну, как ору – разеваю рот и бессильно свистяще хриплю. Зато мы дошли, выжили, слышите, все?! Слышишь, реальность, слышишь, Зона?! Я же говорил, говорил!

Ох, как больно! Растереть бы мышцы, но как – Блонди так и лежит на моей спине, и я не могу из-под нее вылезти, хотя она и не шибко крупная женщина, прямо скажем…

– Блонди, – хриплю я, – сползи, пожалуйста!

Ноль реакции. Потеряла сознание или?.. Нет, конечно же, потеряла сознание, я же программировал реальность, я же приказывал, не может быть, чтобы все зря…

– Блонди…

Кашель сзади и звук падения тела. Волчара… Дошел, жив, курилка! Кто-то подползает…