Топ-модель

Впрочем, это я сказала сама себе — «пастушки» с шумом и гамом выбиралась в коридор. Было такое впечатление, что надушенные и приукрашенные обезьянки в кружевных цирковых юбочках с радостной торопкостью выбираются в опасные джунгли для интересных приключений.

Вечерняя Москва встретила нас прохладой, рекламными огнями и умиротворяющим гулом. Это был не дневной, напряженный гул, призывающий жителей города и его гостей к выносливым будням, где нельзя ни на секунду расслабиться и подумать или о вечности, или о себе, родном. Сгущающиеся сиреневые сумерки, как пончо, накрыли город, скрывая морщины старых переулков, рваные раны помойных подворотен, бомжевитость железнодорожных вокзалов и полдневную жарынь проспектов, забитых транспортом…

Теперь дороги были свободны — и мы мчались на битых, цвета раздавленной вишни, «жигулях» сестер Миненковых, что называется, с ветерком. Средства передвижения, окружающие нас, в большинстве своем напоминали боевые танки. Я посмеялась: такое впечатление, что в городе ведутся военные действия.

— Джипы — престижно, — отвечала Евгения. — А война вокруг нас, детка, но невидимая. И побеждает в ней или сильнейший, или подлейший.

Я посчитала, что слова двоюродной сестренки есть рисовка столичной штучки, и продолжала глазеть по сторонам с любопытством провинциалки.

Москва напоминала мне огромную многопудовую купчиху в бесчисленных и аляповатых одеждах. Кажется, есть такая картина «Чаепитие в Мытищах» — там за столом сидит пышнотелая матрона и хлебает чай с блюдца. А вокруг неё служки, блаженные да попрошайки. Интересно, какую роль судьба отведет мне? Во всяком случае, мне бы не хотелось стоять с протянутой рукой у хлебосольного стола в надежде на жалкую подачку.

Когда мы подъезжали к зданию, на фасаде которого скакала на кобыле ковбойская фигура, созданная умельцами из цветных электрических лампочек, нашу скромную малолитражку «подрезал» танковый джип «Гранд Чероки» цвета серебристо-истребительных крыльев.

— Козел, — на это сказала Галя, сидящая за рулем. — Был бы пулемет…

— У нас есть помидоры, — Алла зашуршала пакетом.

— Девочки, прекратите, — проговорила Женя. — Вечер долгий, мы фраера взорвем изнутри.

— А если он любит мальчиков? — спросила я.

— Будем надеяться на лучшее, — посмеялись все.

Выбираясь из машины, заметила у враждебного нам джипа атлетического молодого человека с короткой стрижкой и трапециевидной челюстью. Не герой ли он моего романа?

Не обращая внимания на окружающий мир, Атлет захлопнул дверцу своего внедорожника и уверенной походкой отправился к парадному подъезду ночного клуба. Там призывно горели рекламные огоньки, и лакействовал тучный человек в ливрее, но в шортах и с обнаженным пузом.

— Разврат ждет нас, девочки, — провозгласила Галя, и мы тоже направились к парадному подъезду.

Наш путь проходил мимо новенького джипа, имеющего наглость нас морально оскорбить. И я не удивилась, когда краем глаза заметила, как Аллочка плющит помидорину об его лобовое стекло. Месть пролетария — буржуа? Сочная, окровавленная ветошь помидора начала сползать по стеклу…

— Будет соблюдать, паразит, правила движения на дороге, — проговорила Аллочка. — Не люблю хамов.

Кто больше хам, промолчала я, тот, кто хамит несознательно или тот, кто это делает умышленно? Вопрос остался без ответа — швейцар скалился нам, будто родным:

— Добро пожаловать, милые дамы.

— Ты сам мил, чертушка, — пощекотала Галя ноготком халдейский живот. Джо выступает?

— А как же, красавица.

— Отлично, — заключила «красавица», похожая, напомню, на тропическую обезьянку. — Джо — моя любовь.

— Не-е, Джек лучше, — захихикала Аллочка. — У него трицепсы больше.

Я поняла, что суровая судьба решила меня испытать, столкнув с сексуальными маньячками. Да делать нечего — значит, так надо. Вот только кому? Мне? Ладно, решаю, не будем нервничать раньше времени — скорее всего, ветшающие тетки Миненковы есть жертвы столичной моды на подобные публичные представления. Никто их не любит, равно, как и они никого не любят, кроме самих себя, разумеется. Им можно только посочувствовать — быть в эпицентре столично-богемного блуда и оставаться старыми девами.

Перешагнув порог заведения, мы оказались… в мексиканских прериях. Во всяком случае, первое впечатление было именно таким. Яркие краски, где цвет оранж преобладал, на каждом столике стояли декоративный кактусы, маленькая сцена представляла собой загон для лошадей в далеком, пыльном и колоритном Техасе, а клетчатые рубахи и джинсово-кожаные штаны на грубых официантах, выступающих в роли грубых и простых парней, дополняли это впечатление. Не хватало лишь кобылы. Или коня. Впрочем, разгоряченные конские морды были намалеваны на заднике сцены.

— Как тебе здесь, Маша? — поинтересовалась моя двоюродная сестра, когда мы садились за столик. — Не хило?

— Конечно, не Париж, — отшутилась я, — но отдохнуть, думаю, можно.

— После третьей бутылки текилы будет нам и Париж, — заметила Галя.

— И даже Рио-де-Жанейро, — хихикнула Аллочка, потирая ручки в предвкушении праздника.