Штурман ничего не ответил. Он вел корабль. И, конечно, не подозревал, что вместе с будущими капитанами в рубку вошел домовой.
Ребята огляделись. Сколько различных приборов! Рычаги какие-то, кнопки.
— А где колесо? — спросила Зойка. — Должно быть колесо!
— Это раньше был штурвал, — объяснил капитан Петров. — А сейчас — пульт управления. Видите кнопочки? Нажмешь на красную — теплоход поплывет вправо, нажмешь на зеленую — влево.
— А если надо остановиться или быстро плыть? — спросила Зойка.
— На это есть рычаги. Вот они, видите.
Седой штурман Иван Васильевич Карпов держал в руках рычаги управления, не вступая в разговор. И вдруг ему показалось за спиной его кто-то стоит и пыхтит у левого уха. Он оглянулся. Пыхтение прекратилось. Штурман потер ухо и решил, что во всем оно виновато: не то слышит. Потом то же самое произошло с правым ухом. Седой штурман потер правое ухо. Что за наваждение?
В это время капитан Петров подвел ребят к карте, на которой были указаны даже самые маленькие пристани.
— Вот и ваши Ключи, — показал капитан.
И тут ему почудилось то же самое, что и штурману. Он тоже оглянулся, никого не увидел и смущенно покашлял.
— Так что скоро будут ваши Ключи, — сказал он и снова почувствовал, что за спиной кто-то есть. — М-да… — Он посмотрел на расписание. — Проплываем мимо них завтра утром в восемь тридцать.
Зойка видела, что капитан вдруг стал рассеянным и вроде все к чему-то прислушивается. Понятно к чему: мало того, что Топало проник в рубку, так он еще и пыхтит. Они с Родькой понимающе переглянулись. Надо было скорее уходить, пока домовой окончательно себя не выдал.
— Большое спасибо, — поблагодарила Зойка.
Капитан Петров пожал им руки, но лицо его было бледнее обычного. А у седого штурмана заболела голова, в висках застучало.
Ребята спустились на палубу.
— Топало, ты зачем с нами пошел? — сердито спросила Зойка. — Кто тебя звал?
— Дожидайся, когда позовут, — проскрипел Топало.
— А здорово капитан побледнел! — рассмеялся Родька, забыв, что совсем недавно он бледнел точно так же, а может быть, даже больше.
— Кому нравится, если у тебя за спиной пыхтят! — вступилась за капитана Зойка.
Федулин подозревает
Родька заметил на палубе родителей. Они явно высматривали сына. Вместе с ними стоял Павел Михайлович Федулин. Он тоже помогал высматривать. И первый увидел.
— Вот они, голубчики!
— Ни за что не догадаетесь, где мы были! — воскликнул Родька.
— И догадываться не будем! — Федулин погрозил пальцем, — Нельзя детям одним бегать по теплоходу!
— Мы не бегали! Мы были в рубке! Нас сам капитан пригласил!
— Интересно! — оживился папа. — В следующий раз возьмите нас с собой.
— Обязательно возьмем! — пообещала Зойка. — Ой, я уже зажарилась! — Она стащила с себя курточку и завернула в нее тапочки.
— Я потому так тепло одета, что утром такой туман был, такой туман! — пояснила она, заметив удивленный взгляд Родькиной мамы. — Ну, я побежала!
— Занятная девочка, — произнес Федулин. — Очень занятная. Не скажете, почему она ходит с тапочками?
— Так надо, значит, — пожал папа плечами.
— Нет, так не надо! — возразил Федулин, отчего-то нервничая, а когда он нервничал, то говорил громко и быстро. — У них, я вам скажу, занятная семейка. Со странностями семейка!
— По-моему, милые люди, — сказала мама.
— Не спорю — не люблю спорить! Возможно, милые, но со странностями!
— Что-то никаких странностей я не замечаю, — сказал папа.
— Это вы не замечаете, а я замечаю, потому что живу напротив!
— Так какие же странности? — спросила мама.
— А чьи это тапочки, большие и дырявые? — спросил Федулин. — И почему девочка с ними ходит? Это разве не странность?
Мама, как и папа, пожала плечами.
— Странно, конечно, — неуверенно сказала она.
— Вот видите — и вы произнесли «странно». Не хотели, а произнесли!
— Дались вам эти тапочки, — зевнул папа.
— И не только тапочки… — Федулину хотелось поведать о многих странностях, которые он замечал в каюте номер сто два, но ничего определенного сказать не мог. То ему слышались какие-то непонятные шаги (выглянет из каюты — никого нет), то некий скрипучий голос. Что-то все ему слышится, слышится… А что — непонятно.
Родька внимательно слушал разговор. Неужели Федулин подозревает? Хотя представить, что в каюте напротив едет домовой, он уж никак не может.
Так ничего и не объяснив толком, Федулин ушел расстроенный.
— Я не приду к завтраку! — предупредил он. — Аппетита нет.
— Давайте и мы будем пить в каюте чай, — предложил Родька. — Папа говорит, много есть вредно, растолстеем за восемнадцать суток.
Папе ничего не оставалось, как поддержать Родьку. Мама сказала, что все зависит от нервной системы — кто толстый, кто тонкий. Если папа не будет есть даже целыми днями, то все равно не похудеет, потому что он совершенно спокойно ко всему относится, а она, сколько бы ни ела, все равно толстой не будет, потому что любая мелочь на нее действует.
— А я? — спросил Родька. — Буду толстый или тонкий?
— Ты весь в меня! — вздохнула мама.