Топить их всех!

Наконец люди поняли, к чему призывает их великий земляк, – расступились, освобождая площадку. Вертолет качнулся, полозья мягко коснулись земли. Неясный гул недовольства нарастал по мере того, как стихали и останавливались винты. Дюралевая дверца легко открылась, и из кабины выбрался, по своему обыкновению, жизнерадостный Глен Миллер. Дежурная улыбка, казалось, навсегда приклеилась к его англосаксонскому лицу. Пилот на всякий случай не спешил покидать вертолет, на его коленях демонстративно лежала автоматическая винтовка. Охранник главы «Интернэшнл даймонд» основательно эскортировал хозяина, под его тяжелым взглядом, ощущавшимся даже сквозь стекла солнцезащитных очков, деревенские жители опускали головы.

– Смерть белым! – истерично выкрикнул кто-то из задних рядов и тут же спрятался за спины впередистоящих.

Этот крик сработал как детонатор, вставленный в шашку динамита. Кольцо сельчан принялось сужаться, передние упирались, но в их спины толкали. Кое-кто уже успел подхватить палку, камень. Глен Миллер, не ожидавший подобного приема в день национального праздника, обернулся. От вертолета его уже отделяла редкая цепочка агрессивно настроенных крестьян. Однако британцу хватило выдержки подать охраннику знак, чтобы тот пока не вытаскивал оружие. Это было бы сродни самоубийству. Да, с десяток крестьян оказались бы на земле с простреленными головами, но обойма не бесконечна, а местные обитатели от бедности приучились метать камни чрезвычайно метко.

Бамбучо, хоть никогда и не учился актерскому мастерству, являлся прирожденным артистом, выдерживать паузу умел не хуже самых ярких театральных звезд. И застывшую на его лице глубокомысленную маску каждый волен был толковать по своему усмотрению. То ли с духами колдун общается, то ли задумался о непростом будущем своего народа, то ли прислушивается к урчанию в животе. Паузу Костяна выдержал такую, чтобы англичанин успел испугаться, но чтобы ни один камень или палка еще не успели полететь в его сторону. Отошедшие от стресса обезьяны на пальмах чутко уловили общее агрессивное настроение своих больших братьев по жизни в джунглях – стали нагло тявкать и кричать, видимо, что-то обидное на своем языке.

– Они услышали меня! – Хриплый голос колдуна мгновенно пресек все остальные звуки, и Костяна тут же молитвенно сложил руки, закатил глаза.

Красноватые белки нервно задергались, казалось, что глазницы министра пропаганды затянула белесая пленка, как у птицы или крокодила. Кто услышал и что услышал, оставалось только гадать. Но, как всякая многозначительная фраза, слова заставляли задуматься, а значит, временно отменяли расправу над белым.

– Они услышали мою просьбу! – пролетел над притихшей толпой театральный шепот Костяна.

– Духи предков, – понесся шепот среди крестьян, – он говорит с предками.

Взмах бамбукового посоха со свистом рассек влажный тропический воздух.

– Это они приказали ему прилететь. – Колдун говорил на бывшем в ходу лишь в пяти соседних деревнях местном наречии, которое Миллер, разумеется, не знал, а потому мог позволить себе строить самые смелые предположения, не рискуя быть уличенным во лжи.

Крестьяне охотно верили в силу духов своих, таких же неграмотных, как и они сами, предков, и в могущественность доморощенного колдуна, способного общаться с ними. Никто и не пытался задаться вопросом, когда именно те самые духи решили направить Глена Миллера в деревню. Костяна сам объявился здесь недавно, а столицу от деревни отделял как минимум час полета. Но все, что касается веры, – абсурдно, а потому и сильно действует на психику. Любвеобильные к своему знаменитому земляку крестьяне строили догадки, большинство из них склонялись к мнению, что Костяна посредством духов вызвал Миллера для расправы над белым. Этакий подарок ко Дню независимости африканской республики.