Топливо

Бехард чувствовал, что от напряжения височные вены го­товы лопнуть. Проклятая программа истошно терзала его подсознание, наполняя до краев страхом смерти. Кричала о том, чтобы он немедленно выровнял штурвал или тоже выпрыгнул из вертолета. Что угодно. Но выжить—выжить—выжить! Спасибо Кукольнику. Избавляя от топливной зави­симости, он немного перестраивал чертовы стабилизаторы, и они не имели больше былой власти над волей киборга. Но программа «анти—суицид» никуда не исчезала. Нужно лишь осознать, что это не твое собственное решение, а всего лишь программа. И захотеть умереть. Действительно захотеть. По—настоящему. Очень сильно. Бехард усилием воли выкинул все мысли из головы, заставляя себя помнить лишь черные волосы Велиара, которые он грубо схватил в пятерню, и широко раскрытые темные глаза, глядящие на него с непониманием и ужасом, и окровавленные приотк­рытые губы. Губы, которые он целовал с непозволительной, с невозможной для безжалостного убийцы нежностью.

Теперь слишком поздно. Машина с гулом закружилась вокруг своей оси, очерчивая в воздухе круги хвостом. Бехард оскалился в безумной улыбке и заорал:

— Ну, Кукольник, съел, ублюдок?!!

А потом, казалось, само солнце поглотило его.

Эр дернулся, пригнувшись, и рухнул на землю, немного оглушенный взрывом — вертолет разбился едва ли не в не­скольких шагах от него.

Киборг тяжко попытался подняться, но в глазах стреми­тельно потемнело, и шершавая почва уткнулась в щеку.

В голове плавали тени. Было пусто, тихо и прохлад­но. Гулко колотилось сердце где—то в глубине. Эр не знал, сколько времени он уже лежит вот так лицом вниз в сухой степи. Может быть, уже минули сутки.

На краю сознания послышались чужие голоса.

— Опа! Иди сюда! Смотри, чего тут у нас!

— Хм. Подумать только! Кого я вижу! Ну ладно, дорогу­ша, забрось его на байк и сваливаем отсюда...

Эр не думал ни о чем. Он не хотел сбрасывать оковы по­луобморочного состояния. И не хотел ничего понимать. Но глаза приоткрылись словно против его воли.

Далеко вверху — хмурое темное небо. Чуть ближе — чье—то лицо, наполовину скрытое капюшоном. Эр различил черную вертикальную полоску на нижней губе и поблескивание ярко—зеленого огонька в тени капюшона. Незнакомец взглянул на него и ласково улыбнулся. Ласково — насколько позволяло полумеханическое лицо.

—  О. Очнулся. Потерпи, дорогуша. Скоро будем дома,  — проговорил Блисаргон и, продолжая вести байк, похлопал Эра по плечу своей механической рукой.

Мастер Шакс видел на мониторах, что в камере переноса творится что—то странное. Дэл. Дэл просто взбесился! Но за­чем он пытался убить Велиара? Если предположить, что уво­ленный киборг попросту хотел отомстить, то почему не свое­му бывшему хозяину? Мастер послал разобраться с Дэлом нескольких своих солдат. Но так и не увидел на мониторах, как они вошли в камеру. Тем временем на мониторах разво­рачивалось совсем уж странное действо. В камере появился

Кукольник. Потом Велиар бросился бежать. Бехард, его лю­бовник— киборг, рванулся следом, а через некоторое время за ними последовал и Кукольник. И вернулся в камеру с Велиаром на руках. Мастер Шакс судорожно вздохнул. Велиар был весь в крови и не подавал признаков жизни. Его горло было покрыто ровными темными полосами страшных ран.

— Святые небеса! Да что же это?... — горестно простонал Мастер Шакс, схватив из ящика стола свой пистолет и бро­сившись из операторской рубки вниз, в камеру. Что он поде­лает против Бехарда и Кукольника? Но он не задумывался. Черт побери, делать надо хоть что—нибудь!

В коридоре перед камерой на полу валялось несколько мертвых охранников. Мастер Шакс старался не смотреть на кровавое месиво, в которое превратились их лица.

Когда он ворвался в камеру, в ней уже никого не было. Мастер Шакс позвал Принца несколько раз. Никакого отве­та. Только гул вентилятора и сильный сквозняк из пролома в стене. Мастер осторожно высунулся и посмотрел по сто­ронам. Недалеко от пролома — кровавые потеки на стене.

Шакс сглотнул и совсем уж было собрался убраться от­сюда восвояси, как вдруг отчетливо ощутил кисло—горький, липкий запах, доносящийся из конца коридора, где был рас­положен вентилятор. Мастер Шакс сделал несколько шагов в ту сторону. Преодолевая внезапно появившийся страх, ус­корил шаги и вот уже бежал, шумно дыша и чувствуя, что сердце сжимается от чего—то ледяного, плохого, болезнен­ного. Запах как будто знакомый.

Каина он увидел сразу. Молодая химера пыталась при­подняться, рычала и поскуливала, падала, ползая в луже собственной крови.

Мастер выронил пистолет, бросился к своему «домаш­нему любимцу», приподнял его, осторожно поддерживая под лопатки. Каин часто—часто и поверхностно дышал, со свистом, с розовой пеной на губах. Смотрел перепугано и одновременно с этим злобно. Злился сам на себя — что не может подняться и отомстить обидчикам. Больно. Больно. Не дышится.

Мастер Шакс закусил губу. Жалость сжала горло. Он любил эту химеру, которую создал своими собственными руками и вырастил. Кто его так? За что?